Краевед

Странные сближения: Срок справедливости

30 июня 2006 4081

 Эти заметки обычно посвящаются юбилеям тех или иных событий. Но есть эпизод, о котором хочется вспомнить, не дожидаясь очередной круглой даты. Сто шесть лет назад в этот день, 30 июня 1900 г., в Москве закончился судебный процесс по делу, вызвавшему тогда едва ли не больший резонанс, чем громкие “олигархические” дела нашего времени.

Перед судом присяжных предстал человек, которого называли не иначе как “московский Медичи” и “Савва Великолепный”, — крупнейший промышленник и меценат Савва Иванович Мамонтов.

Мамонтов, с юных лет увлекавшийся искусством, сказочно разбогател на строительстве железных дорог в 1870-1880-х гг. и стал щедро тратить свое состояние на поддержку людей искусства. Он сделал свое подмосковное имение Абрамцево центром русской культурной жизни конца XIX в. Он построил там мастерские, где работали крупнейшие художники того времени. Он стал одним из основателей Музея изящных искусств в Москве. Он издавал знаменитый журнал “Мир искусства”. В любительском театре в Абрамцеве делал первые шаги в искусстве юный Костя Алексеев, будущий Константин Сергеевич Станиславский. В созданной Мамонтовым Московской частной опере пел Шаляпин.

В бизнесе Савва Иванович вел дела с не меньшим размахом. Он решил создать грандиозную промышленную группу, которая объединяла бы принадлежавшие ему предприятия металлургии, машиностроения, железные дороги. Этот амбициозный проект его и погубил.

Но Мамонтов не просто банально влез в долги и не смог с ними рассчитаться. Он получил — при активнейшей поддержке министра финансов Сергея Витте — богатый “госзаказ” на строительство еще одной железной дороги, от Петербурга до Вятки, и под залог акций взял огромные банковские кредиты.

Но неожиданно, как гром среди ясного неба, тот же самый Витте без особых объяснений забирает заказ обратно. Бумаги мамонтовской компании мгновенно резко падают в цене, банк же требует вернуть кредит и компенсировать падение курса акций. Мамонтов не в силах расплатиться. В 1899 г. по указанию все того же Витте против Мамонтова возбуждают уголовное дело по обвинению в растрате средств акционеров Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги.

Мамонтова арестовывают, демонстративно — пешком! — ведут через всю Москву в Таганскую тюрьму. Без объяснения причин залог за освобождение его до суда повышают до заоблачной цифры в 5 млн золотых рублей (тех, не нынешних!).

Расчет властей оправдался — столько денег никто не смог собрать, и Мамонтов пять месяцев просидел в одиночке. Его, впрочем, выпустили до суда — после того, как медицинская комиссия установила, что здоровье его подорвано.

Мамонтову завидовали, недоброжелателей у него было хоть отбавляй, и пресса полнилась злорадно-издевательскими статьями. Мамонтова изображали тщеславным невежественным купчишкой, вокруг которого собралась голодная свора “непризнанных гениев”, пресмыкающихся перед ним, а за спиной — насмехающихся и опустошающих его карманы.

Под “непризнанными гениями” имелись в виду и Серов, и Коровин, и Врубель, и Поленов, и Нестеров, и многие другие художники, искусство которых по тем временам было новаторским и часто воспринималось критикой в штыки. На самом деле они пытались помочь ему как могли, а Серов, который был вхож в императорскую семью (он написал не только знаменитый портрет Николая II, но и его отца, Александра III, и многих великих князей), добился высочайшей аудиенции и просил смягчить участь Мамонтова.

Несмотря на то что накануне процесса многие газеты демонстративно опубликовали полный текст обвинительного акта, адвокаты Мамонтова, которых возглавлял легендарный судебный оратор Федор Плевако, сумели убедить присяжных в невиновности подсудимого. Мамонтов был оправдан. Но в то же время суд признал его банкротом, и большая часть его имущества была распродана для погашения долгов. От этого удара Мамонтов не сумел оправиться до конца жизни в 1918 г.

Ключевой вопрос в этой истории — почему могущественный министр финансов Витте вдруг решил стереть Мамонтова в порошок? История об этом умалчивает. Но одно весьма показательно: министерство финансов обставило дело таким образом, что акции железнодорожных обществ, принадлежавшие Мамонтову, достались — кстати, в нарушение всех тогдашних российских законов, защищавших право собственности, — не его кредиторам, а государству. Причем за 30% стоимости. Ходили также слухи о том, что кто-то из родственников жены Витте оказался вскоре одним из руководителей строительства злополучной дороги Петербург — Вятка.

Есть и другие объяснения.

В то время в России не только в железнодорожном строительстве, но и в других отраслях шла борьба между сторонниками казенного и частного хозяйства. Самодержавное государство очень ревниво следило за тем, чтобы крупнейшие частные предприниматели работали только в тесной связке с ним. Мамонтов же все время норовил оторваться. К тому же он был слишком ярок и совсем не похож на большинство собратьев по классу. На самом деле все эти Мамонтовы, Морозовы, Рябушинские, Третьяковы, Щукины и другие просвещенные либералы и меценаты составляли лишь тонкую прослойку в среде русского купечества. Большинство предпринимателей были традиционалистами, реакционерами и консерваторами, низко прогибавшимися перед всякой властью.Мамонтов же, безусловно, воспринимался как опасный либерал. Он стал слишком богат, слишком независим, слишком популярен в определенных кругах, слишком инициативен и предприимчив, чтобы ему разрешали и дальше гулять самому по себе. Российская власть всегда считала себя вправе ставить таких людей на место, зачастую в превентивном порядке.

Прошел век. В Третьяковке возле гениальной серовской “Девочки с персиками” экскурсоводы непременно сообщают, что на картине изображена Верочка, дочь Саввы Мамонтова, и затем излагают всю замечательную историю его благотворительности.

О столетней давности суде над Мамонтовым некоторые из них, возможно, и сами не знают.

На площади в Сергиевом Посаде стоит памятник железнодорожному магнату. Министр путей сообщения России торжественно отправляет в первый рейс скоростной электропоезд Ярославль — Москва “Савва Мамонтов”. И никто не вспоминает, что сто с лишним лет назад далекий предшественник министра пытался сделать все, чтобы уничтожить Мамонтова если не в прямом, то уж точно в переносном смысле слова. Сто лет — срок торжества справедливости в России?

Евгений Киселев

Газета "Ведомости" 30.06.2006, №118 (1645)