Культура

Из Цюриха в Посад с клавесином

06 марта 2012 3287

“Мой друг и мое второе я”, — так о своем клавесине говорит выпускница базельского института “Скола Канторум” сергиевопосадка Марина Белая. Она не расстается с ним, перевозит из города в город, из страны в страну, и на днях это чудо, точную копию франко-фламандского инструмента XVIII века, можно было услышать на концерте. В тот вечер во Дворце культуры Марина играла с камерным оркестром под руководством Полины Подмазовой, а три дня накануне она провела в репетициях. В один из этих дней мы и заглянули во Дворец.

“Меня сделал Николай Полозков”

Если в зале на полу расставлены емкости, в которых плещется вода, это — тьфу-тьфу-тьфу — не крыша ДК прохудилась. Это значит, что привезли клавесин: он чувствителен к окружающей среде и требует влажного воздуха.

Профессиональный клавесинист вообще постоянно носит с собой гигрометр — прибор для измерения влажности. Вот и в ДК накануне провели измерения: условия оказались подходящими, и концерт состоялся.

Клавесин — струнно-щипковый инструмент, старший брат рояля. В шутку Марина Белая сравнивает его... с арфой, только положенной на бок!

Ее клавесин строили (а их именно “строят”, словно корабли на верфи) около полугода и по старинным чертежам. Первое, что бросается в глаза, — привычные черные и белые клавиши здесь поменялись цветами. Основная клавиатура выполнена в эбеновом дереве, вспомогательная — в слоновой кости. Выше расположен еще один ряд клавиш, по периметру бежит изысканный орнамент, а сам клавесин окрашен в благородный темно-синий цвет.

— Расскажите, пожалуйста, о своем инструменте.

— Видите (показывает над клавиатурой, где обычно указана марка инструмента), вот здесь на латыни: “Николай Полозков ме фецит”. Николай Николаевич Полозков — замечательный московский мастер, который строит клавесины. Этому инструменту одиннадцать лет, но исторически самой модели уже несколько столетий. Традиция делать черные клавиши появилась оттого, что считалось: на их фоне пальчики придворных дам, украшенные колечками с бриллиантами, будут смотреться выигрышнее.

— Как вы оцениваете его звучание?

— Это удачно построенный клавесин. Мне повезло, и я рада поделиться этим богатством со слушателями. Инструмент не должен молчать, он должен жить, тем более такой молодой, как этот. Он требует постоянных занятий.

— Подходит ли вам акустика Малого зала Дворца?

— После ремонта этот зал преобразился, и акустика стала просто замечательной. Раньше она была глуховатой, а теперь я хочу сделать комплимент тем, кто занимался ремонтом. Редко какой зал, даже в Москве, так подходит для старинной музыки: ощущение, что инструмент играет сам, а звук летит и раскрывается на своем пути.

Кипучая жизнь на старинных улочках

— Вы родились в Москве, учились в Базеле и Цюрихе. Что вас связывает с Сергиевым Посадом?

— Можно сказать, я продолжаю традицию, которая связана с этим Дворцом. Мой дедушка Илларион Кузьмич Белый работал главным бухгалтером ЗОМЗа и контролировал финансирование Дворца, который стал “цехом культуры” завода. Сам он обладал прекрасным голосом и некоторое время пел в театре в Полтаве. Отец, Юрий Илларионович, инженер по профессии, унаследовал его любовь к пению и долго выступал в самодеятельности, пел в оперной студии. Сцена, где мы сейчас находимся, для него как родная, и я рада, что уже в третьем поколении связана с этим местом.

— Как вам работается с нашим оркестром?

— Я очень рада, что мы нашли друг друга, что я со своим клавесином оказалась рядом, что возникла идея концерта барочной музыки. После двенадцати лет стажировки в Европе вместе со своей семьей я вернулась в город, где мои исторические корни. Я надеюсь, что жителям Сергиева Посада понравятся эти концерты и мы увидимся еще не раз. По себе скажу, один раз вкусив старинной музыки, отказаться от нее уже невозможно – это же звук, который слышали Бах, Вивальди, король Людовик... Это звучание целой эпохи.

— Вы провели в Швейцарии 12 лет?

— Да, стажировалась, училась и, конечно, приходилось работать, поддерживать себя, потому что стипендию платили не всегда, не везде или ее не всегда хватало. Так я заработала на этот клавесин. Его бережно, на руках, из Москвы везли в Цюрих, так у меня появилась возможность заниматься самостоятельно, готовиться к концертам. Он меня часто выручал.

— Много выступали там?

— Когда находишься в студенческой среде, всегда возникают разнообразные проекты. На наших студенческих выступлениях собирался весь Базель — “Скола Канторум” славится среди любителей музыки. Это была кипучая жизнь в старинном городе, на старинных улочках, со звучанием старинных инструментов. Церкви, органы и барочные оркестры, которые заполняли почти все площадки города. Люди там, в свою очередь, тоже интересуются русской культурой. Например, вместе с камерным ансамблем “Амариллис” мы пропагандировали музыку русского барокко, и это имело большой отклик у публики. Можно сказать, мы внесли изюминку в культурную жизнь Швейцарии.

— Правда ли, что вашим педагогом был потомок Баха?

— Да, в “Скола Канторум” моим педагогом по искусству аккомпанемента был Готфрид Бах, потомок самого Иоганна Себастьяна Баха. Он поддерживает честь семьи, поскольку одно время фамилия Бах стала нарицательной в Германии — так много его потомков занимались музыкой. Мне вообще очень повезло с педагогами.

— Как проходили ваши дни в “Скола Канторум”?

— Я поехала туда, когда в России не было возможности получить диплом в этой области. Из постсоветской страны попала в средневековый город, и уже одно это поменяло весь мой внутренний настрой, всю структуру жизни. Нельзя оставаться равнодушным, когда ходишь по этой мостовой, видишь старинные здания. Нельзя, услышав старинную музыку, оставаться прежним. Швейцарцы очень трудолюбивые люди, они рано встают, но если вся жизнь подчинена этому, то привыкнуть легко. Раннее пробуждение, труд от зари до зари — все это соответствует заветам Баха, который говорил: учитесь, и все получится. Мы занимались в старинных двух- и трехэтажных зданиях, между ними располагался изумительный внутренний дворик с каштанами, цветущими весной. Через стеклянную дверь можно было выйти на лужайку, где росли каштаны и журчали фонтанчики, полежать на нагретой солнцем траве, а потом вернуться обратно к занятиям. Повсюду витал дух музицирования, абсолютной внутренней свободы и отсутствия агрессии. Можно сказать, это был райский уголок — мир, где ценят искусство и музыку.

***

“Были времена, когда клавесин какое-то время стоял у друзей, и когда он вернулся ко мне после разлуки, у меня было отчетливое ощущение, что домой возвратился родной человек”, — говорит Марина Белая. Она действительно относится к инструменту как к человеку и уверена, что ему иногда бывает плохо и что ласковым словом можно поправить его здоровье.

Что бы ни случилось в жизни, главное, не терять человечности, говорит она. И именно поэтому старинная музыка так востребована в наше время — созданные не в самые простые времена, эти звуки восстанавливают веру в человека, в простые понятия добра и справедливости. Вот самый главный урок, который клавесин дает музыканту.