Дата

“Мои стихи - молчанья воз...”

27 июня 2005 2564

11 июня художнику и поэту Станиславу Гончарову исполнилось бы 60 лет

Станислав Гончаров — это поэт архетипов (праобразов), певец “родимых символов” и свидетель отнюдь не Серебряного уже века и не Железного, но века Озимого света славян, — воспользуемся этой авторской хронологической привязкой.

Опыт искусства цвета и света не позволяет забывать, что за любым очертанием, за всякой формой сокрыт всякий раз особый смысл. Потому в стихах Гончарова столь много специфически графических и пространственных примет: поэт, к примеру, уснащает стихотворную строку схематичным рисунком стрелы, оперенной или гладкой, — она если и знак молчания, то молчания устремленного, ориентированного, увлекающего. Стрела указывает иной путь — утратному пути обратный.

Действительно, собственный, или природный взгляд у поэта на проблему времени особый, ему и следует быть в точности таким, каким наделен автор “Слова о плъку Игореве” — оттуда, вспомним, происходит загадочное и влекущее “свивая славы оба полы сего времени”. И Гончаров знает урок “Слова”, он хорошо различает эти “оба полы”, эти два взаимно-встречных течения времени. Ему, нашему современнику, дарован узнаваемый по (старой и новейшей) российской государственной символике

двуглавый огляд: на восток и запад,

в будущее и в прошлое.

Два противоположных движения времени вернее всего познаются в бешеной скачке по степи, когда встречный ветер бьет и обегает, оглаживая и охолаживая и морду коня и лицо всадника.

Мы — все еще немного скифы? Невольным отзывом и смысловой перекличкой приходит на память символический подарок Дарию от хитроумных скифов, о нем повествует древняя легенда, пересказанная у Фукидида. Птица, мышь, лягушка (как верх, середина и низ дольнего мира) и пучок из пяти стрел, дольнее и горнее соединять призванных. Вместе — образ Родины-Скифии от края до края. Скифствующий Гончаров пишет:

Лучники стреляют в горизонт, каждый раз

предполагая, что это последняя черта разумного

сознания в очах, что выела роса.

Вспоминается древний обряд (или первобытный акт понимания?), доныне удивляющий умы и волнующий сердца. Мы, скифы, знаем, что такое расстрелянный горизонт и что человеку насущно необходимо искать горизонты вообще.

Наш поэт предпочитает употреблять иное выражение или, правильнее сказать по-гончаровски, стихосмотрение. Чаще всего ему нужен мифический (?) — нет, скорее метафизический гидроним Ылмерь. Возможно, это слово сложилось потому, что когда-то славянское пограничье проходило где-то у озера Ильмень, и та седая доновгородская древность оживает для нас в глухой (словно в языческий бубен выстуканной) рифмовке буквосочетаний И — Ы и Н -Р. Иногда это Онега, озеро несколько севернее Ильменя, одарившее нас еще одним определением для архетипа границы — заонеженность. Иногда это Дон, та самая река, к водам которой спешили за подвигами славные ратники “Слова”. Иногда подобные имена счастливо сочетаются:

... весны звезда

Ылмерьно взошла над Доном.

А страна здесь и теперь? А здесь и теперь для Гончарова нет ничего краше, чем те

отблески, вспыхвы и сполохи

озаренной бедности

того единого пространственно-временного образования, имя которому издревле известно — Святая Русь. И для этого имени поэт неустанно подыскивает все новые и новые (всякий раз к архетипам отсылающие) развернутые выражения. Он видит и живописует Россию — Русь как

Росистую скрижаль,

раскинутую щиро,

как распластанное под царственным небом Рядно озимых лет. Он знает Россию, которая Бела, как и была, ибо испокон веков сохраняет она главное — отечественный снег бел, как и был, и еще потому что исконно Россия — в новой расшифровке древней вести, — есть Рос Сила...

А вот еще нельзя не спросить, как же человек и где же люди, мистическую и одновременно реальную страну эту населяющие? Со своей “высоты мироотгадывания” Станислав Гончаров находит для них еще одно точное описание на языке архетипов. Таково органическое соединение “архаичного” Азъ и “модернового” Я в истинно русском (и славянском) неологизме. От указанного слова, как и в случае корня Ылмерь, образовано целое гнездо ключевых представлений: отечественная мысль как АзъЯдума, наш небесный покровитель как АзъЯратник, русская культура как АзъЯдрево.

Сокровенному слову России выходить пристало не “из-под глыб”, но из-под снега, который сам как свет, что молчаньем речист, а на покровах которого лежит пепел былых звезд. У России, знает поэт, все самое главное сокрыто до поры, все под спудом снегов — от озимого света радуги или озимого птаха снегиря до озимого слова “взор” и, как уже сказано, озимого света славян.

Впрочем, есть у Гончарова одно стихотворение, в котором он, думается, выразил главную задачу поэта, живущего на Руси, и одновременно эту самую русскую идею наметил — конечно, снова на языке архетипов. Вот отрывок:

Куда? ..., нигде коль меня нет.

Снега ... Средь них по краю ночи

луну босой везет Поэт

на санках ..., дум чернорабочий.

<...>

Куда?.. — Нигде коль меня нет.

Снега ... Средь них, черча след ратный,

солнце везет босой Поэт

на санях ..., Пушкина со-ратник...

Во поле песенный рассвет,

утратному пути обратный...

Бросим взгляд на одну из его картин, датированную 1990 годом.

Небольшой слегка вытянутый по высоте лист картона в простой деревянной рамке. Его нижнюю треть занимает округлость почвы под ногами. Малый ли холм перед нами или же сразу часть значимая земного шара — не важно. Земля покрыта снегом, иначе откуда же взяться этим санкам. Но заметим, что округлость густо закрашена коричнево-сиреневым цветом. Да, верно, это поверх снегов лежит пепел былых звезд. Строго по линии горизонта и точно, тем самым, по краю ночи — сверху придавило космически-необъятным мраком неба без светил, — движется фигурка человека. Угадываешь бороду. Алая рубаха, ноги босы. И полная тишина. Молчанья воз. От неимоверной тяжести подламываются колени, вздыбленное плечо его, дум чернорабочего, подчеркивает величину последнего усилия, прилагаемого к вервию, коим влекутся санки. Ослепительный круг света — поклажа на них. Луна ли, солнце ли (так до Гончарова рисовал только Винсент Ван Гог, а потом еще Николай Тархов), тоже не важно. Озимый свет славян... Близок, уже брезжит песенный рассвет: уголок неба по-над санками подернулся спасительной и пока еще зыбкой зеленью — цвет жизни, надежды, рая...

Статья печатается в сокращении.

Виктор ТРОИЦКИЙ

Газета "Вперед" №67 (25.06.2005)