Подмосковье

"... ВСЕМ В РОССИИ БУДЕТ ЛЕГЧЕ И СВОБОДНЕЙ"

09 ноября 2009 2225

Мы снова возвращаемся к событиям октября 1917 года.

Но не для того, чтобы кричать "ура" или "окстись", — того и другого уже было с избытком. Просто затем, чтобы знать. Изучение историками-краеведами жизни нашего района в ХХ веке, особенно в "минуты роковые", приносит свои плоды не сразу. Слово за словом, штрих за штрихом — картина прошлого проявляется медленно и постепенно. Угол зрения может меняться, но факты остаются фактами.

Описание революционных событий в Посаде осенью 1917 года уже давно облеклось в форму жесткого штампа. Заезжие красногвардейцы под командованием тов. А. Большакова из Александрова прибыли в город и лихо разоружили солдат и офицеров "Электрокурсов", располагавшихся в Лавре. Советская власть установилась почти сама по себе, а население нашего заштатного в то время городка все проспало.

Была ли революция?

Но только ли "заштатного городка"? Или в других местах было также? Передо мной самый популярный, читаемый, "народный" журнал старой России — "Нива". Номер 45 от 30 октября 1917 года (журнал выходил раз в неделю. — Ред.). В разделе "Политическое обозрение" — краткая заметка о конфликте Петросовета и Демократического совещания (то есть привычного нам "Временного правительства"). Сообщается, что Петросовет предъявил Демократическому совещанию ультиматум, который был принят. Сфотографирован броневик. И все. Никакой революции, выстрела Авроры и героического штурма Зимнего редакция отчего-то не приметила или же сочла эти события малосущественными, не требующими упоминания. Политические стычки такого рода происходили тогда постоянно.

Зато весь номер посвящен — чему бы вы думали? Вступлению в войну США! (Тогда еще шла Первая мировая. — Ред.). Опубликован очерк А. Куприна "Звездный флаг", статьи "Америка и Россия", "Враг всего мира. Почему Америка воюет с Германией?", стихотворение А. Рославлева "Америка". И плакаты на соответствующую тематику — например "Два демократа. Иван и дядя Сэм".

"Было бы смешно отрицать этот трагический факт — Российская республика больше не воюет, и ее дезорганизованная армия скоро будет совсем снята со счетов войны, — восклицает на страницах журнала профессор К. Соколов. — Но у Российской республики есть заместительница в лице Северо-Американской республики!" Что там какой-то конфликт большевиков с властями в Питере, с февраля и не того насмотрелись, главное — Америка с нами!

Ну, ладно, "Нива" все-таки буржуазное издание. А что про себя писали сами большевики? Ровно то же самое. Контролируемые большевиками Петросовета "Известия" слово в слово повторяют сообщение "Нивы", только без фотографии броневика. Кстати, в декабре 1939 года в номере журнала "Техника — молодежи", посвященном 60-летию со дня рождения И. Сталина, имеется факсимильное воспроизведение именно этого сообщения "Известий". Хотя, как мы знаем, к тому времени давно уже стала канонической версия о штурме Зимнего дворца...

На грани схватки

Пролистав еще несколько номеров "Известий" за 1917 год, находим очень интересную для нас заметку. "По распоряжению Совета рабочих и крестьянских депутатов Москвы, ответственность за соблюдение порядка на всех железных дорогах, вокзалах и станциях возлагается на железнодорожные военно-революционные комитеты и штабы красной гвардии. Штабы красной гвардии берут в свое ведение и распоряжение все нужные им вооруженные силы". Именно на основании этого приказа была подготовлена и проведена силовая акция по установлению советской власти в Сергиевском Посаде.

Соблюдение порядка при помощи сил ВРК означало пресечение действий в поддержку выступившего против большевиков начальника Московского военного округа К. Рябцева и его сторонников, державших оборону в Москве. В Сергиевском Посаде ими являлись курсанты "Электрокурсов", переведенных в город в августе 1917 года и дислоцированных в стенах Лавры. Они были хорошо вооружены, имели четыре полевых орудия, с полдюжины пулеметов, много боеприпасов. Противник более чем серьезный, при оказании сопротивления взять его "с наскока" не получилось бы точно.

При этом в случае победы большевиков в Москве они могли легко перерезать связь центра с периферией по Северной (Ярославской) железной дороге. За плечами у них имелся хороший боевой опыт — в отличие от противников, не нюхавших фронта тыловиков и освобожденных от призыва работников Мытищинского депо. События могли принять самое непредсказуемое направление, наш город мог стать ареной ожесточенной схватки. Курсанты к бою были готовы. Трудно представить последствия вооруженного противостояния в стенах древней русской святыни...

"Все обошлось смирно..."

Однако в ночь на 15 ноября московские военные и гражданские власти — начальник округа К. Рябцев и городской голова, руководитель "Комитета общественной безопасности" эсер В. Руднев — достигли соглашения с большевиками о прекращении огня с условием личной неприкосновенности их сторонников. По сути, это была почетная капитуляция.

Судьба полковника Рябцева впоследствии сложилась трагично. После заключенного в ночь на 15 ноября перемирия, позволившего сторонникам Временного правительства беспрепятственно покинуть занимаемые ими позиции, он выехал на юг России. А в 1919 году был расстрелян военно-полевым судом Добровольческой армии Деникина по обвинению в недостаточно активных действиях в Москве в ноябре 1917 года.

Сдержанный в своих воспоминаниях участник событий, большевик С. Гусев (в 1920-е годы — председатель уездной Рабоче-крестьянской инспекции) так описывает захват власти в Сергиевском Посаде: "Из Александрова приехал отряд солдат для разоружения офицеров, что ими и было сделано без особых инцидентов. В тот же день начальник отряда команды т. Большаков собрал часа в 4 дня воинские организации и т.н. Совет рабочих депутатов, ознакомил последних с текущим моментом, предложил выделить Ревком. Ревком впопыхах был избран".

А вот воспоминания другой свидетельницы событий, которой в ту пору было десять лет. Педагог Н. Перевезенцева вспоминала: "Я училась в первом классе Сергиевской женской гимназии. Помню, был пасмурный осенний день. Около Уточьей башни меня задержал какой-то мужчина в рабочей одежде, спросил, куда я иду, и сказал, что сегодня занятий не будет. Я решила пройти другим путем, подумав, откуда ему знать, будут занятия или нет. До гимназии мне оставалось только перейти дорогу, но и тут меня остановил человек и спросил, куда я иду, и еще раз сказал, что занятий сегодня не будет. Пришлось идти домой.

На другой день занятия шли своим чередом. Но новостей было очень много. Оказалось, что ждали приезда большевиков, будто бы выкатили пушки, хотели им дать бой. К счастью, все обошлось тихо и смирно".

Воспоминания депутата Сергиевского Совдепа третьего созыва, секретаря комитета РКПб С. Бакатина были опубликованы газетой "Плуг и молот" 10 сентября 1927 года, к десятой годовщине революции. "В 1917 году я приехал с фронта в свою деревню Зубцово. В школе в этот день происходило голосование за Учредительное собрание, защитниками которого являлись местные эсеры. Я повел агитацию за разгон волостной управы. Агитация прошла успешно, и на волостном съезде управа была навсегда похоронена. Я был избран председателем Волостного исполнительного комитета и представителем в Сергиевский совет".

О роли спирта в революционном движении

Бурные события происходили в ноябре 1917 года и на Троицком снаряжательном заводе (ныне — Краснозаводский химический. — Ред.). На предприятие только что пришли американские кредиты, взятые под готовую продукцию предприятия, и завезено оборудование национализированных в годы войны немецких предприятий в России.

Помимо местных, на предприятии работали и военнопленные, преимущественно венгры, уже успевшие "прославиться" в драках с молодежью из соседних деревень. Любопытно, что 7 ноября пришло распоряжение Главного артиллерийского управления (ГАУ) об обязательном наличии клейма "ВП" на их одежде, что, впрочем, уже мало что меняло. После заключения "брестского мира" большинство из них благополучно выехало на родину.

Непосредственно революционные дни прошли относительно спокойно. Состоялись только митинги с требованием упразднения военного руководства. Вскоре, однако, последовали "физические действия против офицеров".

Повод был более чем своеобразный. Началось с того, что при плохой охране на предприятии произошло массовое хищение спирта из цистерны и его всеобщее распитие. Погуляли так мощно, что были даже человеческие жертвы. Протрезвев, пролетарии восприняли происшедшее... как провокацию со стороны администрации завода. Воровали, пили и гуляли сами, а виноватым оказалось начальство. "Возмущению рабочих по этому случаю не было предела, рабочий комитет принял решение обезоружить офицеров, снять с них погоны и отстранить от занимаемых постов, а управление заводом взять в свои руки. По решению рабочего собрания управление заводом передано коллегиальному управлению в составе пяти человек", — повествует машинописная история КХЗ, созданная в 1980-е годы ветеранами предприятия и любезно предоставленная краеведам ныне покойным патриотом Краснозаводска А. Бунчиным.

Последнее задушевное слово

Февраль 1918 года. Последний номер журнала "Задушевное слово" — любимого чтива провинциальных подростков. Прекраснодушная "тетя Клавдия" (писательница Клавдия Лукашевич) отвечает на детские письма, исполненные тревоги, непонимания, возмущения.

"Отменили букву "ять"? Не надо переживать, ведь сколько детских слез пролилось из-за нее. Не стоит она того".

"А вот Валя К. прислала очень грустное письмо. Она спрашивает, когда кончатся все беспорядки. Ей тяжело видеть все происходящее сейчас в России. Милая Валя, многим сейчас тяжело жить в России и смотреть на все, что сейчас происходит. Когда ты, милая девочка, подрастешь, займись историей. Она объяснит тебе многое, ты будешь шире смотреть на жизнь и найдешь оправдание и прощение многому. Зато когда все успокоится, всем в России будет житься несравненно легче и свободней, чем раньше. К тому времени, пока ты вырастешь, моя девочка, жизнь будет значительно лучше той, которой жили мы в нашей юности. Поверь мне и не приходи в отчаяние".

Через пару недель журнал, как и все другие его небольшевистские собратья, будет навсегда закрыт, а невинные произведения К. Лукашевич запрещены. Вместо обещанной доброй старушкой светлой идиллии протянулась череда десятилетий, наполненных рискованными, а в ряде случаев трагическими социально-политическими экспериментами.

Александр ЛУНЕВСКИЙ

Ностальгия по общности

День 7 ноября в этом году — красный день календаря, потому что выпал на субботу. А была бы пятница или понедельник — был бы черный. Такая вот несложная и в чем-то философичная арифметика.

О том, правильно ли сделали, отменив официальное, государственное празднование годовщины революции, говорят, конечно, много. Большинство вроде сходится в том, что правильно — СССР больше нет, а нынешняя Россия официально не ассоциирует себя ни с царской, ни с советской. У нас какая-то другая Россия, какой пока еще не было.

В конце концов, если кому-то этот праздник действительно дорог, никто не запрещает отмечать его самостоятельно, без участия государственных деятелей общероссийского и местного масштабов. Вы можете совершенно свободно нацепить на грудь красный бант или прийти на работу с флажком, где нарисован серп и молот. Скорее всего, к вам отнесутся с пониманием. В обеденный перерыв можно увлечь коллег хоровым пением революционных песен — все зависит от вашей энергии и фантазии. Даже любители шествий и демонстраций не обделены: каждый год 7 ноября районные коммунисты исправно ходят одним и тем же маршрутом от Советской площади к памятнику Ленину, а потом к памятнику Загорскому. Лозунги при этом тоже почти одинаковые — "Только советская власть гарантирует трудящимся...".

Были, впрочем, и отступления от генеральной линии партии. Мой любимый плакат на такой демонстрации — "Руки прочь от Ирака и "Зеркала"!". В силу его яркости и экзотичности я запомнил его на всю жизнь. Это был ноябрь 2003 года, в глобальном масштабе отметившийся началом американской войны в Ираке, а в районном — голодовкой наших коллег из "Зеркала", которые таким образом боролись с бывшим главой района Василием Гончаровым. Громкая была история, прогремевшая чуть ли не на всю страну. И плакат получился замечательный.

А еще я помню, как раньше нас, советских школьников, каждый год водили на демонстрацию. Готовились мы к ней заранее: на уроках труда делали какие-то гигантские бумажные гвоздики темно-бордового цвета, на деревянной палке, обмотанной шуршащей зеленой бумагой. Или приносили их из дома, изготовляя из подручных материалов с помощью родителей. У одного моего приятеля мама, работавшая на "Звездочке", однажды смогла достать целый пакет очень ярких разноцветных поролоновых обрезков, и мы щеголяли перед другими классами искусственными цветами, которых не было ни у кого.

Конечно, на столь важные мероприятия мы ходили все вместе, под руководством учительницы. Но я игнорировал этот обычай, каждый раз удирал и ходил между колоннами на проспекте самостоятельно. Так было гораздо интересней и можно было больше увидеть. Конечно, каждый раз после этого у меня были неприятности с директором, доходило и до вызовов родителей в школу, но в целом на это смотрели уже не слишком строго и из пионеров меня не исключили.

Те, кто сегодня тоскует по "прежнему" 7 ноября, в большинстве своем не думают о политике, а вспоминают какие-то подобные истории, которые у каждого свои. Ностальгируют по общности под названием "советский народ", который, никуда от этого не денешься, все-таки был. И по праздникам, которые признавались всеми. Сегодня из таких у нас остался Новый год и День Победы. Немного. Побережем их.

Александр ГИРЛИН

Газета "Вперед"