Культура

Апология Олега Зайончковского

18 октября 2005 2871

или Открытое письмо Людмиле Андреевне, преподавателю изящной словесности

Что сказать о книге "Сергеев и Городок", я, по правде, сначала не знала. Только: что прочла дважды. С осознанием: вот наконец хорошая литература. И автор - современник. Почти ровесник. И жил свою жизнь неподалеку, и никто здесь про него не слыхал, пока в финал Букера не попал. Жил и работал - вне честолюбия, - просто впитывал эту жизнь. Когда человек рождает книгу не в двадцать, не в тридцать - это уж он ее действительно выносил.

Вы же захлебывались возмущением.

- Кто у нас дает Букера? - вопрошали Вы. - Не знаете? Ну я узна-аю! Кто за такое дает Букеров?

- За какое, Людмила Андреевна?

- Нет, я знаю, кто был Букер! Это из Диккенса, Домби и сын, это прототип - но почему нашим русским платят этого Букера? Это, значит, как в "Борисе Годунове": побогохульствуй за копеечку! Так там юродивый и то отказался богохульствовать - заплакал!

- Погодите, не пойму. Вы же говорите - не дали Зайончковскому эту премию, Аксенову дали, при чем копеечка?

- Да, не дали! За что давать? Что он эту "Яблину" написал - чтобы подростки кричали: во прикололся!

- Ну, у меня-то другие ассоциации... это, наверно, по-польски дерево такое... А Вы что подумали? И вообще, в этой книге такое доброе отношение к людям...

- Да Вы что! Он же всех осмеял! Злобно! И у него там кто-то себе кое-что отморозил на дворе - Вам это понравилось?

- Почему понравилось... сочувствую. Нам с Вами это не отморозить... и автор вроде не то чтоб радовался - ни этому, ни что бык импортный это самое вообще в наших условиях сломал...

- Ну, я Вас не понимаю. Я так понимаю: заплатили копеечку - и богохульствуй!

... Тут я тоже перестала понимать Людмилу Андреевну. Богохульства у Зайончковского припомнить не удалось... и на копеечку загодя не напишешь.

А главное - ее мнение в диалоге не нуждалось. Потому тоже перехожу на монолог. Он же апология.

Что ж мы, уцелевшие интеллигенты, своих бьем?

Или нам, как пел Высоцкий, "плевать чего, но чтоб красиво"?

Когда в электричках и метро наши продвинутые женщины и вполне интеллектуальные мужчины читают, как Золушка вышла за олигарха, - это красиво. Это необременительно и вообще утешает... и внушает. Мы не думаем, как впечатывается в сознание и подсознание самой читающей страны эта как бы литература. Так мы воспитаны - верим слову. Изящной словесности. И Золушки ищут олигархов, которых на всех не хватит, а на кого хватило, те быстро становятся пациентками психотерапевтов. Вот где можно сочувствовать - не процессу, а результату.

Олег Зайончковский написал по-другому и другое. Не рассчитанное на бестселлер или блокбастер - настоящую литературу кином не передать.

Он хотел - как прозвучало в интервью "Кладезю" - воспроизвести голос нашей провинции.

Ему удалось не только это.

Ему удалось, у него получилось: воспроизвести людей и время - когда менялось каждые пять лет и то и другое.

А главное - ему удалось воспроизвести жизнь и язык своих современников средствами элитарной литературы.

И вот это - настоящее открытие.

Не потому что не пробовали другие - пробовали. Высокие умы, классики - пытались - и замечательно - передать образы так называемых простых людей.

Хорь и Калиныч, крестьянские дети, Катюша Маслова... вечная Сонечка Мармеладова...

Но присутствовала при том неизменная дистанция: вот мы, высоколобые - а вот наши отечественные туземцы. Тоже люди.

У Зайончковского этой дистанции нет.

Он себя вообще убирает. Он - свидетель, летописец. Той эпохи, что ушла, - и той, что настала. Свидетель перелома, преломления эпохи - в своих героях.

И если у других был либо пафос, либо сарказм - здесь не так. Эпика и юмор - а как пережить нашу эпику без юмора?

"Я среди них" - редкостная интонация.

Если точнее - нету "я". Оно - только в стиле.

Повторяю: слог элитарный. Реминисценции, ассоциации... из разных пластов нашей словесности, из большого культурного багажа.

Но никогда - насмешки с высоты. Над чем смеяться - над своим народом, коего ты часть? Особенно если не выходит со смехом расстаться со своим прошлым - в нашей стране это так скоро и легко не удастся.

Смеется ли автор над Вовкой-хулиганом, паханом прошедшей эпохи и никем в нынешней, - когда его убила единственная любовь - к лошадям? Нету смеха.

Смеется ли автор над недоубитым топором урки богатырем? Не до смеха: величие души: а кто детей этого урки будет ростить (о своих не думает), потому прощаю: все равно выжил, а дурак-то я от роду...

Смеется ли автор над той же самой Яблиной, у которой на руках вся безмужняя семья, от нее пошедшая, поскольку сама детдомовка, одно только воспоминание о родне - отец - польский шпион, только это неправда, знай...

Или: когда подросток идет кормить кошку умершего соседа - на руинах коммуналки?

Какой тут смех? Такими штрихами дать нашу историю - большое литературное достоинство.

Таких штрихов в книге множество.

...Вы же, Людмила Андреевна, преподаватель. Вы дальше свое мнение передавать будете. Но ведь Вы прочли массу книг. Может быть, Вы при этом и не читали Букеровского лауреата Василия Аксенова: там при всем его таланте мат и секс где надо и где не надо. Где именно та элитарность, о которой сказано выше: вот я, а вот простые. Талант большой, трудолюбия до черта - души маловато. Глубины то есть.

А тут - есть.

Вы наверняка не читали Алешковского, где мат-перемат в каждой строке... и, однако же, это настоящая литература.

Я-то ведь тоже не выношу мата: тупого, бессмысленного. Подросткового, алкогольного.

Но когда к месту и талантливо... когда художественным образом оправдано. Когда необходимо. - Тогда нормально.

Потому что язык - он должен передавать жизнь.

Потому что, читая Зайончковского без ханжества, этого вообще не заметишь.

Потому что там главное - другое.

Люди - как они есть.

Большинство литераторов способны воспроизвести только себя самое.

А чтобы Олегу Зайончковскому перепадало поменьше таких мнений... пожелать, что ли, ему одного (что уже и есть в конце этой книги): уравновесить. Лирикой ли, пафосом - воссоединить все наблюденное с собственной личностью?

Вот тут-то все шишки на него и обрушатся.

Не-ет... не надо. Это Василий Шукшин уже проходил.

Пусть так: чтобы жизнь говорила через писателя.

Как у Лескова - непревзойденного мастера языка.

Нашего языка - который на глазах исчезает.

Настоящей нашей литературы, которая...

P. S. В самом деле: каждое письмо имеет право на постскриптум.

Написал - выдохнул - понял: недосказал.

Ошибкой было бы упомянуть века минувшие и не сказать о тех, кто потом.

Не сказать о замечательных мастерах слова, воплотивших русский национальный характер уже в советскую эпоху.

(А именно русские характеры - стержень книги, о которой речь.)

Были: Виктор Астафьев. Василий Шукшин. Василий Белов. Валентин Распутин.

Их книги - драмы.

Они тоже писали на переломе эпохи. Они зафиксировали то, что ушло - уходило на их глазах, - и начало того, что приходит. Последнее - в самых мрачных тонах.

Каждый настоящий писатель - пророк. В личном ли, в эпике...

А пророчество - вещь тяжелая. И поверить бы, да не хочется.

Хочется жить.

Жизнь не обращает внимания на пророчества. Она просто идет. Выкидывая немыслимые кандибоберы, которые никакими закономерностями не предскажешь. В общем масштабе и в личном.

Русской литературе всегда не хватало улыбки.

Сарказма и прочей сатиры - хватало. Обличения. Обвинения.

Только не улыбки. Да нет, не сквозь слезы. Просто сквозь все.

Сказали, Что думали

В субботу в библиотеке имени А. Горловского прошла читательская конференция с участием автора "Сергеева и городка".

Было бы здорово, если бы эта встреча состоялась раньше, когда неизвестный слесарь из Хотькова Зайончковский только-только оказался на грани "Букера". Но получилось так, что все интересные и замечательные слова земляки сказали ему уже после - после того, как его переиздали, после того, как вновь выдвинули на национальную премию и осыпали отличными рецензиями в видных изданиях.

Но винить земляков в отсутствии интереса никто не сможет. Они его искали, едва только появилась весть. Искали через знакомых, по библиотекам и телефонным справочникам. Автор "тихо нашумевшей книги" Олег Зайончковский пришел в город после успеха в столице. Произошло это спустя почти год. И он уже не чинит пылесосы и стиральные машины в "Рембыттехнике".

Когда читатели встретились с писателем, они спрашивали его, казалось, обо всем на свете. Их интересовало, и чья это борода на обложке, и на чем он пишет (не на компьютере ли?), и что сам читает.

Читать он предпочитает стихи, в том числе и работы современников. Прозу коллег - только по писательской необходимости. А еще любит то, что называется non-fiction - например, мемуары и биографии.

Читатели принялись ломать копья. Почему-то налегли на тему ненормативной лексики, встречающейся в книге о жизни рабочего городка. Никто почему-то не заметил, что пусть лучше ругаются матом эстетствующие писатели, чем пьяные подростки. А еще обсуждали, уважает ли он своих героев или не очень.

Но практически все сходились во мнении, что книга написана с большим мастерством. И практически всем было приятно узнавать в описанном именно свой город. Хотя жители Апрелевки, сказал, кстати, автор, узнавали в книге себя.

В. КРЮЧЕВ
Газета "Вперед" №116 (18.10.2005)