Путешествия

Мы пошли на Ладогу

10 октября 2011 3990

Когда я решилась на этот поход, две близкие мне по духу поэтессы напомнили мое же стихотворенье, написанное в строку: "…Не тебе задыхаться от счастья достигнутой цели: на плоту сквозь порог, на байдарке пройдя перекат. Не тебе у костра видеть золото мха через ели — да хотя бы тальник, все равно это будет строка. Или несколько слов — ну, когда зарождается песня — или повесть, уж если совсем повезет. Все никак не смирюсь со своим же вердиктом: исчезни. Этот мир — он не твой. Он опоры тебе не найдет…"

Одной из них скоро девяносто. Другая борется с очень тяжелой болезнью. А у меня всего лишь позвоночник. Пять лет назад стало нельзя все, что любила. Любила: походы. Тайгу, горы, байдарки. Большой теннис. Утреннюю пробежку по лесу. Сауну с бассейном (была еще попытка жить как прежде, и: пролежала двое суток, минимальное движенье вызывало дикую боль во всех капиллярах). Велосипед: приехать рано утром на озеро и поплавать. Лыжи...

Пусть лечит большая вода

— А можно хотя бы лыжи? — спросила предпоследнего доктора.

— Кататься можно. Падать нельзя. Значит, нельзя и велосипед. Любое сотрясение нельзя. Можно только плавать. Будем плавать!

Еще одна старшая задала очень трезвый вопрос:

— А твои друзья знают о твоем здоровье?

— Знают, — легкомысленно отозвалась я.

И: замечательный отзвук от мамы.

— С тобой будет Сережа? Тогда я спокойна.

И заключительный аккорд:

— Езжай, — сказал папа, — большая вода лечит.

И вот мы пошли на Ладогу: Сережа, его Таня, их дети Ленка, Славка и Тема, одноклассник Лены, я — две байдарки и две палатки.

К походу было подготовлено все. Кроме неожиданностей.

Они воспоследовали сразу.

Начало

Ладожский вокзал. Шедевр современной архитектуры — отовсюду свет. Пока таскали багаж к скоростному поезду, обнаружилось: Тема забыл паспорт!

Это Сереже пришло в голову спросить. Наше поколение вообще из дому без паспорта не выходит. А мы же ехали в погранзону, да и в поезд без паспорта не посодют!

Тема понесся скачками. Ему за 20 минут предстояло пробежать скачками: до метро, потом две остановки на метро, потом до дому. Потом обратно. Мы стояли у вагона и вибрировали.

— Делайте ваши ставки, господа, — говорила я, — успеет или нет?

Я почему-то была уверена, что успеет. Так и вышло.

Поезд. Хмурый сосед вдруг разговорился. Ехал из Киева в Сортавалу, откуда родом и где у него мать, которой за девяносто. Преподаватель английского в вузе. Сказал: у вас будут белые ночи, вы вообще не будете спать. И вы никогда не забудете этих мест.

Оказался прав.

Белые ночи уже начинались — по мере продвижения к северу. За окном проносились леса, местами искореженные прошлогодним ураганом — но уже это был мой любимый пейзаж, корабельные сосны и вода, большая вода...

Ночь не наступала. А была уже по часам почти полночь. Выбросились из вагона — поезд стоял там чуть ли не минуту — на станции Лахденпохья.

Потом я еще долго буду балдеть от местных названий — когда будем сверять по карте острова:

Паяринсари. Кякисари. Сикасари. Хепосари. Вахвасенсари..

Потом Сережа напишет в отчете о путешествии:

"Дальше из пролива Хепосальми нам надо было попасть в залив Хельмелянселькя..." — о финно-угорские языки! Не зря год назад в инете столько изощрялись на тему исландского вулкана, закрывшего столько аэропортов, — названье его мог вымолвить только специалист.

Итак, мы высадились в момент на платформу, и я была послана Сережей на... ловлю машины: он знал по прежним нашим походам, что контакт с населением мне удавался всегда. Четверть века назад даже молоко в любой горной деревне даром давали, в походный котелок наливали, овощи в штормовку накидывали.

Сработало и сейчас. Хотя уже не без денег.

Пойманный мною шофер возил нас почти час — пожалуй, осознанно. Мол, сразу не понял, чего и куда нам надо. Подвозил то к задам ушедшего еще при жизни в прошлое местного ДК с танцплощадкой: вы ведь хотели, чтобы возле воды! — то еще к одному весьма мусорному месту возле воды... Был обаятелен и коммуникабелен, как любой настоящий водила, и рассказывал, как был раньше подводником. В конце похода, забегу вперед, такой же, только более лихой мужик оказался бывшим летчиком.

Но вот наконец пляж. И деревянный причал. Поставить палатки именно на нем стало гениальной догадкой Тани. Потому что на берегу сыро и болотно. О комарах уже молчу — они обрушились на нас сразу. Им давно пора было спать, но не темнело. На примусе сотворили еду, расстеленная на деревянном помосте меж двух палаток скатерть была прекрасна своей эстетикой.

Дети ушли спать, а у нас началась эйфория. Мы выпили за то, что мы здесь. Сережа — бывший геолог, Таня ездила полжизни по геологическим партиям, отлаживая электронные приборы... а я, бывший походник, не была в походе пятнадцать лет.

На берегу против нас сияли странным светом какие-то коттеджи. Утром они оказались другого цвета. Но белой ночью...

Белой ночью мы пили за то, что родители наши еще живы, у всех троих. А больше из ровесников ни у кого. Мы пили за жизнь. Особенно такую, как сейчас! И главное было не упасть в воду с причала.

Проснулась через два часа, дико замерзши. Вышла, прибрала кинутое на причале вечером. Это был единственный день, вернее ночь, когда пригодился свитер. Сырость... потом мы будем ночевать на высоких местах, продуваемых ветром, даже комары нас покусают только дважды.

Четыре часа утра. На резиновой лодке рыбак, очень удивленный, что увидел еще одну живую душу. Даже начинает приближаться виражами. Залезла обратно в палатку.

Утром идем в Лахденпохью, пока мужики собирают байдарки. Таня, Ленка и я. Думали: будет глухая деревня. Какое! То же, что и повсюду: супермаркеты, кафе... все, что осталось из позапрошлого века — два барака на взгорье, с родными с детства деревянными туалетами на воздухе. И огромная помойка среди сосен — как без этого...

Байдарки наши назывались "Ильмень". По Сережке — пельмени.

Мы отплыли в полтретьего — в это мистическое время мы отплывали потом каждый день. Часы на руке были только у меня — привычка знать время, — и я иронически вопрошала: как вы думаете, сколько сейчас времени? И все отвечали: полтретьего.

Воды Ладоги

Солнышко (оно будет встречным весь поход, что для Ладоги великая редкость) — сверкало. На воде и на наших лицах. Но общий выдох восхищенья был вскоре после отплытия: солнце, отраженное в воде, струилось бликами по скалам, шло как по огромному каменному зеркалу, шло сквозь лишайники и сосны, превращая дерево и камень в стихию воды...

Через два дня стало ясно: у меня ничего не болит, только когда гребу и плаваю. Все остальное время думала: встану ли завтра и как вообще завтра жить?

Грести — это был кайф. Пять походов на байдарках в прошлом. Детство на великой Оби.

Я сидела на первом весле. Руки вспомнили технику: меньше усилий, больше результат. Таня и Сережа то и дело просили грести медленней.

А плавать... когда впервые нырнула в воду Ладоги... брррр...

И что теперь — плавать, что ли, не буду?

В голове звучала на немецком языке песня: в движенье мельник жизнь ведет, в движе-енье! Шуберт...

На третий день я уже переплывала самую широкую протоку.

На ночь Сережа втирал мне в спину мазь — я уже знала о его лекарских возможностях, — и можно было спать без боли. Таня терпела медицинские запахи как могла.

Пришлось забыть, как недавно боялась сквозняка. И чем отозвалось однажды купанье в холодном бассейне.

Потому что это был не бассейн. Это была вода Ладоги. И даже чай, заваренный на этой воде, имел волшебный вкус.

Мы шли по шхерам. Один островок не похож на другой. То камень, то почти правильный круг, заросший лесом... То и дело причаливали — искупаться: жара стояла, стояла жара, смешанная с ветром. Все обгорели. Моя морда даже на ощупь представляла нечто атипичное. То и дело мимо носились егеря на бешеных моторах. А рыбаки и такие же туристы приветствовали нас взмахом рук: как водители гудком друг друга на трассе — а тут посреди большой воды!

Шли в зарослях трав... по узеньким протокам... мимо каменных лбов... по берегам у воды — мелкий камыш и дикие ирисы... однажды перед носом байдарки проплыл на другой берег ужонок. То есть маленький уж.

Вечерами сидели и разговаривали о высоком. Таня экспертно находила в изгибе дерева сиденье, откуда открывался самый роскошный вид. Мы пристраивались рядом в жанре фуршета и разговаривали о высоком.

Акклиматизация интровертов

А в одно прекрасное утро нас догнали питерские пенсионеры. Мы помогли провести через самую узкую протоку три байдарки типа "Таймень". Расклад: в одной мужик около 65 и его очень полная супруга, в другой тот же расклад плюс очень полная внучка лет десяти... в третьей просто две дамы: одна тоже полная, другая жилистая — похоже, пожизненная туристка. Всем за 60! Жизнерадостны и общительны. Угребли от нас очень бодро, поделясь излишком продуктов.

— Да-а! — потрясенно разбиралась я в своих ощущениях. — А я считала, что у меня уже финиш... мне-то мои спутники не дают тяжести поднимать — а как же эти, эти? Которые старше лет на десять?

Думаю об этом до сих пор.

Почему не спросила? А вот почему. Не с первого, но уж точно со второго дня похода на меня нашла непроходимая тупость. Полная невозможность концентрации. И полное отсутствие памяти, некогда вполне хорошей. Причину поняла позже: акклиматизация.

Каждый день перед отплытием я тупо собирала герму — водонепроницаемый мешок. Тщательно расфасовывая вещи по кулькам внутри мешка. Немедленно забывая, куда что поклала. Надо мной скрыто ржали все. А я ностальгировала по рюкзаку, системообразующему спутнику не-водных походов, — там было столько карманов... а тут на этой герме мне еще и сидеть в лодке — скамейка хуже, пробовали, знаем... и надо распределить все так, чтобы нормально грести, сидя на этом, не сползать набок и вообще... словом, был полный сомнамбулизм.

Как поняла позднее — шут с ним, возрастом, — кое в чем я была не одинока. Юный Тема забыл на острове, куда пристали искупаться, резиновые тапочки. Самую необходимую то есть обувку. Обнаружилась пропажа вечером — и Ленка с Темой сели в уже разгруженную байдарку и повторили полдневный маршрут — туда и обратно. Сила есть, ума не надо...

А на другой день — то же со взрослыми. Остров, где остановились поплавать, был в диаметре метров двадцать. Когда отошли на расстояние в полчаса, Таня обнаружила отсутствие сумочки, где было все: сигареты, мобильники (в том числе и мой), документы, деньги, ключи от квартиры... Развернулись без слов: я даже порадовалась — хоть полчаса не против солнца идти...

Близким ко мне существом являлся Славка — как и я, интроверт. Когда холеричный Сережка отдавал приказ, он доходил до меня и Славки уже после негативных комментариев автора приказа. Да и то не сразу.

Пример. Чалимся к очередной скале. "Греби в противофазе, — орет Сережа, — как будто Таня ось симметрии!" (Таня занимала в лодке серединное место.)

Тупо вспоминаю геометрию, в которой когда-то не преуспела, и вообще не понимаю, куда гресть. Ступор. Зато образное мышление подсказывает: не уцепимся сейчас за вот эту расщелину в камне, так напоремся на камни впереди... двойной ступор. "Объяснял бы нормально", — вступается потом "ось симметрии". Конечно, причалили. Всегда причаливали.

Искали однажды место ночлега. Самое что ни есть живописное. Припарковались к острову — не остров, а загляденье. Но это оказался Муравьиный остров! Который не для людей.

Муравьи ползали по камням у воды. Сперва мы это сочли за мелочь. Пошли по тропе наверх. Муравьи кишели под ногами и заползали на нас. Через пять минут Сережа завопил: вы что, не поняли? — нам тут не жить, это их остров! — и мы долго еще в байдарке отряхивали с себя муравьев. Оказавшихся сильнее, чем люди.

И вот мы из шхер вышли в открытую Ладогу.

Простор морской. Яхты дальние на горизонте. Дымка лазоревая. Вода похолодала... идем на всех парах — настроенье подъема. И видим остров — та-акой остров!..

Саммалсари

Сережа его полюбил с первого взгляда.

— Вот! Здесь мы будем жить! Это необитаемый остров, и мы будем его хозяева!

Высадились. Пошли на разведку. На острове было все. Тема с Ленкой обнаружили ягоду по имени шикша, немедленно собрали. Вышел сперва чистый витамин, после компот. Таня нашла чудную стоянку с каменным камином и видом на окрестность. И медитативным деревом. Там даже скромно висел на ветке маячок: банка со свечою внутри. Славка радостно обежал все пространство: бегать — это не сидеть и грести, и нашел маленькое теплое озеро. Все равно что ванну. Остров разделял пролив — можно было его перепрыгнуть или перейти по стволу. Рельеф — валуны, сосны, мох, бухты... и: два климата!

Два климата нашла я. На другой день с Ладоги задул страшный ветер. И я пошла к камню на другой стороне острова — где мы и пристали вчера. Тихая протока... можно плавать, думать и жить.

Таня поздравила по мобильнику с днем рожденья подругу из Британии; Сережа дозвонился до Сибири, до общего нашего друга по давним походам — чудеса современности.

Словом, это был н а ш остров. До следующего дня. Когда произошло нашествие кучи байдарок детского турклуба из Питера.

— Приплыли шаланды, полные кефали, — раздраженно заявил Сережа, сходив и разведав. — Надо отсюда валить. А на озере шторм. Пойдем ночью. Когда стихнет.

Ночь на Ладоге. Над нами хохотали чайки, усевшись огромным сборищем на берегу. У чаек бывают очень разные звуки — а уж когда они в коллективе...

Темная лазурь волн, солнце по одному борту и месяц по другому. "Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса".

И был двойной остров Есусарет, где мы пристали на двадцать минут свериться с навигатором, и был прекрасен этот остров, тоже разделенный проливом, но уже не по параметру климата, а на деревья и камень. И был поиск стоянки в два часа ночи, когда темны берега и вода и байдарки идут как будто в ином мире, потому что ночь — всегда иной мир... а уж если белая…

Радуга

Погода нас любила. Но на другой день после ночи на открытой Ладоге обрушился Ливень.

Первый час ливня во мне играл 20-й концерт Моцарта, вторая часть, более медленная. Потом, через три часа, когда не осталось сухой нитки и пришлось грести уже без корсета

(жалко, вещь необходимая и недешевая, больше чем себя жаль), музыка превратилась в живопись, а именно: встал образ водки с колбасой, что нехарактерно, не из моего рациона.

Потом встала радуга. После пяти ливней.

Она встала почти рядом с нами, во всех своих цветах, и две дуги уходили в воду. Мы почти утратили дар восхищаться вслух. Фотоаппараты были давно спрятаны от дождя.

Загадочная деревня

Переночевав на очередной открытой косе, мы обнаружили: Ленке и Теме хочется мороженого, Славке... (чего хотелось Славке, в магазине потом не оказалось), у завхоза и неформального лидера похода Тани кончилась соль, и вообще у старших кончилось спиртное.

Карта маршрута у Сережи была классная. Пятисотметровка — виден каждый остров. Один недостаток — это была карта местности, каковой эта местность была 10 лет назад.

Вот — обозначена деревня Тирула. Почему-то не на берегу, а в глубине острова. Кто будет ставить деревню без выхода на воду? Старообрядцы?

Вопрос не имел решенья. Просто всем хотелось чего-то, и надо было ехать в эту деревню и искать магазин.

Чего хотелось мне? На этой стоянке просто больше нечего было делать. Малопроходимый лес, где вчера Таня с Леной нашли один большой, очень большой гриб, но только один. А я, найдя несколько земляничинок, просто была счастлива, что по солнцу и рельефу нашла обратно путь.

Мне хотелось еще походить на байдарке по большой воде. Накануне вечером я пошла прочь от спутников и попросила: полечи меня, лес... был очередной приступ боли.

Лес услышал. Я тихо вернулась к стоянке и попросила Тему дорассказать фильм, о котором он начал, но перебили. А ведь должен же кто-то, думала я, из лесу выйдя, дослушать хоть раз вот таких: Тему, Славку, меня... которые тише других.

А которые громче...

Про вояж в Тирулу Сережка потом написал самокритичный пассаж: "Сдуру не взяли ни компаса, ни карты (а, все равно полкилометра!).

Пересекли один овраг, другой... заросли дикие, склоны крутые, солнышко за светлыми облаками, направления не видно, жарко... и — ни тропы, ни звука! Ну, так же не бывает! До деревни — меньше километра, и — ни единого признака! Оказалось, бывает. Два с лишним часа мы блуждали в зарослях. В конце концов, вышли к воде... к проливу, прямо напротив того острова, где ночевали после дождя.

Вспомнили какую-то песенку времен нашего детства, со словами "Рулла-тирулла-тирулла-тирулла!"

Заросли травы — по грудь и выше, под ногами при этом — вовсе не ровная земля, а ямы да кочки, которых не видно. Ломимся к пригорку. Ничего. Пустой пригорок".

По тем пригоркам и кочкам Сережа бегал как лось — думая, что вот-вот покажется та самая деревня. Взывал, чтобы мы с Ленкой прислушивались — нет ли откуда шума цивилизации? Шум крон был нам ответом. А лежбище в траве, квадратом два на два метра, указывало, что здесь не так давно валялся и чесал спину большой зверь. Наверно, Сережин родич — лось. Какая уж тут цивилизация!

Когда я увидела пролив и наш бывший остров, сразу вспомнила Мцыри, который, как ни блукал, а вернулся к своему монастырю. К тому моменту я шла уже на третьем дыхании.

Ситуация была не так парадоксальна, как анекдотична. Два походника и девочка шарашатся средь бела дня по маленькому острову и: не могут, не могут! найти выход. "В поле бес нас водит, видно"... В данном случае леший.

Когда мы выбрались на асфальтовую трассу, мы трое сами уже походили на леших. Встретились два пчеловода и долго спрашивали, откуда мы такие. Тем паче мы снова пошли не туда, а прочь от искомой деревни.

Но вот наконец добрели до цели. Где выяснили, что в магазине нынче выходной.

Но нет, хозяйка магазина нам его открыла. Не счесть было там богатств! Часть оных мы доедим уже в Петербурге. А пока, ни словом не попрекнув Сережу, я подумала: ведь он возгласил "Пошли обратно!" за пятьдесят метров до шоссе. А кроткая и в нуль измочаленная я заявила: "А вот назад не пойду!"

В магазине я искала глазами бочку, где присесть. Но ее не было.

На шестом дыханье добрела за сопутниками до протоки, где оставлена была наша байдарка. Ее там не было. Она была — возможно, еще была! — немного в стороне. Вон за той скалой. В тех камышах.

Сережа туда пошел снова по кочкам, а умная Ленка поплыла водным путем. Мы с рюкзаком были оставлены в качестве недвижимости. Я глубоко выдохнула и нырнула в целительную воду Ладоги.

Без приключений мир не полный. А кто сказал, что в приключениях должен участвовать здравый смысл?

Нереальность реального мира

На другой день мы пристали к яхт-базе Березово. Заказали по телефону водителя до станции Кузнечная, к электричке, а роскошный ужин, коего алкала уже каждая душа из нас шести, пошла заказывать я. Остальные разбирали байдарки.

Ужин был великолепен. Чугунная сковорода жареной картошки, шашлыки, хорошее пиво и вкусный квас. И колоритный бармен, и его товарищ, тоже в прошлом походник... эти два питерских мужика держали здесь кафе летом, а в остальное время в городе.

Таня названивала заказанному водителю. Выяснила: у того сегодня день рожденья, он уже весел, очень весел, но довезет.

Таня рассудила правильно: с ним поедем мы, старшие, все же пожили уже... а младших посадили в машину к зятю именинника, который нынче в рот не брал.

Бывший летчик вел машину как летчик. Развлекал нас историей своей жизни, призывал присылать ему невест и очень клеился к Тане. Видно, Танин завораживающий голос запал в его душу еще на стадии мобильных переговоров. На ее вопрос: а жена-то у вас есть, летчик бодро крикнул: "А как же! Да она же знает, что я кобель и жить еще буду долго!"

В Петербурге на Балтийском вокзале нас встретила первая за это время темная ночь. Толпы народу сновали вокруг, а взгляд по привычке отмечал только своих, в походном шмутье. Остальное казалось нереальным.

Весь маршрут — 80 километров за 11 дней. 12 километров по открытой Ладоге.