Главные новости
(Продолжение. Начало в № 40, 42, 45)
II. Реммаш: экспедиция, партком
НА НОВОСТРОЙКЕ
В 1958 году мы вернулись в Краснозаводск, но работать я пошел в НИИхиммаш на Новостройку (ныне Пересвет). Не хотелось идти на старый завод, манила новая техника, связанная с космосом. Да и квартирный вопрос был немаловажен. В Краснозаводске на жилье рассчитывать не приходилось.
Сначала рисовал в транспортном цехе плакаты: "ТО-1", "ТО-2". Когда получил допуск, меня принял Виктор Сергеевич Сидоров, начальник экспериментального цеха. Спросил, могу ли я месяца три поработать токарем. Дал деталь, спросил о технологии ее изготовления. Я рассказал. И начал работать на токарном станке.
Было непросто. В Азове обрабатывались обычные стали, а здесь высокохромистые или с большими добавлениями никеля. То есть — совсем другие твердость и пластичность. Освоил. Перевели на должность мастера.
Сейчас почему-то вспомнилось: утром иду в цех, вижу — на дороге замерзшая лужа и консервная банка пристывшая. Я ее бью ногой. Подметка отлетает. Пришел на работу, говорю: мужики, выручайте — денег у меня нет и ботинка тоже теперь нет. А в одном ходить неудобно…
Мы поженились с Тамарой в 1960 году.
Жить было негде. Она привела меня к себе домой. Комната в коммунальной квартире. На двадцати квадратных метрах в той комнате жили ее родители, младший и старший братья. Отгородили нам угол шкафом, поставили там кровать с панцирной сеткой, провисшей до полу, и положили перину.
В 1961 году родился сын. В 1964-м — второй.
В 1965 году получил отдельную двухкомнатную квартиру на Реммаше. Хорошо жить мы начали года с 1966-го. До этого нам с Тамарой и двумя сыновьями едва хватало на пропитание.
НИИХИМСТРОЙМАШ
Два года я учился на дневном отделении Казанского химико-технологического института. После окончания института в 1964 году меня приняли на работу в НИИХСМ, что в Реммаше, на должность начальника техбюро экспериментального производства.
Директором НИИ был Сухопалько Михаил Вавилович. Очень необычный человек, проживший интересную жизнь.
Много лет он был знаком с Королевым. Как и я, до этого работал на Новостройке, где был начальником отдела. Потом его рекомендовали директором нового института — НИИХСМ, разрабатывающего наземные стартовые комплексы, испытательные стенды, системы заправки жидкостных ракет для полигонов в Капустином Яру, Плесецке, на Байконуре.
Михаил Вавилович сам подбирал для производства кадры. Беседовал с каждым, проявлял заинтересованность не только в его трудовой деятельности, но и был внимателен к его семейным делам.
И принятые им люди долгие годы и десятилетия уже после его смерти оставались надежной основой реммашевского института.
Начальником производства был Владимир Иванович Карпычев. До этого мы вместе работали мастерами на Новостройке. Как и я, он вырос в Краснозаводске, но был старше на пять лет.
Чтобы имелось представление, чем мы занимались, объясню популярно: ракета стоит на стартовом столе, окруженная мачтами обслуживания: кабельными, топливными и другими. Всевозможными приборами, датчиками, аппаратурой управления. Весь этот стартовый комплекс входит в компетенцию реммашевцев.
А то, что улетает в небо — во всяком случае двигательная часть, — относится к компетенции новостройковцев.
В те годы в институте расширялась производственная база, росла численность сотрудников.
Работа была интересной. Расширялся кругозор. Приобретался опыт. Я был в курсе событий, происходящих в ракетно-космической отрасли. Сейчас бы сказали — это был национальный проект. Настоящий национальный проект, поддерживаемый миллионами советских людей и воодушевлявший их.
К тому же я был молод, и для меня было немаловажно, что, как во всяком новом неосвоенном деле, степеней свободы действий было гораздо больше, чем на каком-нибудь устоявшемся, закостеневшем производстве.
В 1966 году Михаил Вавилович Сухопалько пригласил меня и ознакомил с подписанным приказом о назначении начальником 16-го отдела — экспедиции.
55-летний директор, казавшийся мне уже дедом, взял свежеиспеченного 28-летнего начальника отдела на Байконур, где познакомил с руководителями, представителями генеральных конструкторов.
Кроме Байконура наши научно-производственные интересы распространялись и на Мирный (железнодорожная станция Плесецк в Архангельской области), и на Капустин Яр (полигон министерства обороны в районе Астрахани). Впоследствии мой младший сын, служивший в ракетных войсках, участвовал в контрольных стрельбах в Капустином Яру.
БАЙКОНУР: НАЧАЛО
Наша экспедиция на Байконуре фактически была отдельным предприятием со своим штатом, бухгалтерией, автопарком. Круг моих обязанностей был очень широк, территориально охватывая город Ленинск и разнесенные на многие десятки километров стартовые площадки. Жили мы там по два-три месяца. У меня было четыре заместителя. Когда я возвращался домой, на мое место приезжали заместители.
Тысячи заводов, поставлявшие для наземного оборудования свою продукцию, изготавливали ее, не всегда соблюдая технические требования, размерность. При сборке зачастую все это приходилось, что называется, "подгонять". В экспедиции постоянно находилось до семидесяти-восьмидесяти человек. Инструментальщики, сварщики — специалисты высокого класса.
Когда я первый раз поехал в командировку на Байконур, только-только умер Сухопалько. До меня начальником отдела был Иваненко, ровесник Сухопалько. Ему доверяли, но складывалась неудовлетворительная ситуация… На полигонах заметно участились несчастные случаи. Со смертельным исходом, с тяжелыми увечьями.
В общем, новый директор Василий Сергеевич Лыжков сомневался: ну, что это за пацан: 28 лет — и уже начальник экспедиции.
В первый же вечер своей первой командировки я отправился посмотреть, как живут люди. А люди тогда жили в вагончиках.
Целый поезд из дореволюционных мягких вагонов, в которых обитали станочники, водители и многие еще.
И вот я захожу в вагон: дым коромыслом, парни "керосинят". На полигоне был сухой закон, но спирта — море разливанное.
Пошел в водительский вагончик: та же самая картина. Пьют, накурено, тут же кто-то штангу выжимает… Посмотрел я на все это, ничего не сказал. Утром собрал всех.
— Ребята, — говорю, — давайте договоримся, если подобное "гульбище" я увижу еще раз…
Предупредил и водителей-лихачей. Какой бы главный конструктор куда ни торопился, водители должны соблюдать правила дорожного движения. А своим пассажирам могут деликатно объяснить, что появился новый начальник, который будет строго наказывать.
Объяснил, что хочу перевести их досуг в культурную плоскость. Кругом много озер с рыбой, можно организовывать поездки на рыбалку. Можно построить волейбольную площадку… Они посмеялись и разошлись.
А у меня было право в течение 24 часов решить судьбу любого, независимо от его необходимости на полигоне. Звонок в спецмилицию: там закрывают пропуск и в тот же день спецрейсом высылают домой. Для провинившегося потеря была ощутимая.
В экспедиции зарплата шла с полуторным коэффициентом.
Я, получая на Реммаше 250 рублей, будучи в командировке, получал 375, прибавьте к этому 3 рубля суточных — еще
90 рублей. И постоянно выплачивали полигоновские премиальные. Чуть ли не через каждые два-три дня бегут с ведомостью: распишись в получении!
В сумме моя зарплата была на уровне министерской. Ну, во всяком случае, никак не меньше, чем у замминистра.
К слову, количество автомобилей и гаражей на Новостройке и на Реммаше говорит о том же. Машины имели практически все. Вопрос в то время стоял остро, не где взять деньги, а где купить машину.
Каждый день начинался в 6 утра с пятиминуток.
Как-то делаю предупреждение: вчера меня обогнала машина, шедшая с превышением скорости. А все свои машины я знал.
"Да, вот, там, ему надо было срочно на аэродром…" Говорю, что делаю последнее предупреждение.
В общем, через какое-то время с тремя работниками пришлось распрощаться. Раз в неделю я выходил на связь по ВЧ с директором и как-то доложил ему, что с такими-то вынужден расстаться. И все поняли, что мои предупреждения не пустые слова.
Уже через несколько месяцев дисциплина улучшилась, нравы заметно изменились. Мы играли в волейбол. Ребята стали веселые. В помещениях чисто. Может, и выпивали иногда, но не так, как было раньше: почти каждый день и до посинения.
Так же я навел порядок в Плесецке, в Капустином Яру.
Рассказывает Тамара Миронова
НА БАЙКОНУРЕ
Я работала на Реммаше технологом и приехала на Байконур к Валентину через полгода. Площадку было не узнать.
Например, до него на ходу было три машины и двенадцать сломанных. Нечем было ремонтировать, не было запчастей. Склады запасных частей были до такой степени завалены ящиками, коробками, что в них никто не мог разобраться.
Валя решил расчистить эти авгиевы конюшни. Каждое утро на планерке он давал конкретные производственные задания одним, а остальных посылал на склады. Вытащили все из помещений. Потом там сделали ремонт, установили стеллажи. Тем временем все берут в руки каталоги запасных частей и каждую деталь ищут в этих каталогах. Тут же ее отмывают, смазывают, вещают этикетку с обозначением, от какого агрегата, и кладут на полочку, тоже снабженную табличкой. Это был титанический труд, затянувшийся не на один день и даже не на одну неделю.
Но когда провели таким образом инвентаризацию, то обнаружили, что запчасти имелись для всех автомобилей, для всех станков и оборудования. Одного металла разных сортов оказалось в три раза больше, чем было нужно. И при Вале уже не было такого пьянства от вечернего ничегонеделания, как раньше.
Валентин оказался прирожденным лидером. Кто бы мог подумать, что он окажется таким, когда мы познакомились? Может быть, дело в том, что по гороскопу он — Лев, а родился в Год тигра?
За время работы на полигонах Валя был награжден медалью к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина. Это была его первая правительственная награда. Потом он был награжден орденами "Знак почета" и Трудового Красного Знамени.
На Тюра-Таме (Байконур) был резко континентальный климат. Зимой ниже тридцати градусов мороза, летом под сорок жары.
Ленинск располагался на берегу Сыр-Дарьи, как цветущий оазис среди песков. В магазинах продавали только сухое вино "Фетяску". Мы покупали вино коробками, набивали морозилку в холодильнике и тем спасались. Разница температур большая. Открываешь бутылку, начинаешь наливать — вино сразу проходит точку кристаллизации и распускается сказочными колюч- ками.
Но дисциплина была строгая. Особенно при Королеве. За малейшую провинность могли отстранить от дел и отправить "на материк". Всякое бывало.
На Байконуре сильно запили в 1990-х. Жили на хорошей зарплате, была интересная работа и вдруг — ничего не стало!
Ни работы, ни снабжения, ни перспектив.
А казахи, получившие независимость, начали их, что называется, "гнобить". Спецмилицию убрали, вместо нее появилась казахская, все управление взяли на себя казахи. И байконурцы растерялись. Сколько было самоубийств!..
Записал Анатолий СЕВЕРИНОВ
(Продолжение следует)
Газета «Вперед» , №47, 02.07.2008
опрос
Какой социальной сетью Вы чаще всего подьзуетесь?
