ШТУРМОВАВШИЙ НЕБО. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ИЛЬИ МАЧЕРЕТА

18 января 2006 2465

Илья Мачерет В конце прошлого года в библиотеке им. Горловского прошел вечер памяти Ю. Байковского и И. Мачерета. Что побудило меня написать эти воспоминания.

Мы долгие годы были связаны с Ильей Мачеретом близкими отношениями, порою доходившими до братской дружбы, а порой и до полного непонимания, с неизбежными в таких случаях конфликтами.

Этот снимок я сделал за год до кончины Ильи. Долгие годы мучавшая его болезнь обострилась до такой степени, когда приходит осознание, что назад пути уже нет. Он никогда не боялся смерти, говорил о ней в своих стихах, спокойно, по-философски рассуждая. Но его угнетала мысль о возможной потере активного образа жизни, той жизни, которую он прожил, находясь в гуще событий и активно влияя на их ход.

Вот некоторые эпизоды, характеризующие его жизненные принципы. В то время, когда Илья Мачерет женился на Маргарите Борисовне Киневской, ее отец занимал пост председателя исполкома горсовета, то есть был вторым человеком в городе после секретаря райкома. Молодая семья, состоявшая из двух учителей, причем глава семьи — фронтовик и орденоносец, имела полное право на получение жилья. Право-то она имела, да свободного жилья в городе было раз-два да обчелся, а претендентов с правами — тысячи. Но даже в те суровые времена редко кто отказался бы воспользоваться родственными связями в таком деле, как жилье. Тем более что юридически все было абсолютно чисто.

Однако Илья с Ритой поселились на частном секторе в комнатке с кухонькой и верандой, что громко называлось «полдома». Они прожили там много лет, пока не накопили на однокомнатную кооперативную квартиру. И все ради того, чтобы не было разговоров.

Кого в наше время могут обеспокоить такие разговоры?

Школа рабочей молодежи № 3, где директорствовал Мачерет, была лучшей в районе не только по формальным показателям. Это было действительно лучшее учебное заведение — с устоявшимися традициями, дружным коллективом, где авторитет директора был непререкаем.

Илья любил свою школу, по мере скромных возможностей украшал ее. Та березовая рощица, что растет сейчас перед школой, была посажена его руками. В сезоны посадок для него большим удовольствием было приносить из леса по три-четыре маленьких деревца. Перед школой стоял настоящий противотанковый еж. С большими усилиями Мачерет привез его откуда-то из- под Дмитрова. Позднее память о войне сдали на металлолом.

Когда Мачерету предложили возглавить школу в Скоропусковском, здоровье его было уже основательно подорвано. Все окружающие убеждали его не делать этого непрактичного шага. До старой работы он пешком доходил минут за десять. К новой нужно было добираться автобусом. В старой школе — отлаженное хозяйство, проверенный коллектив, привычная работа. На новом месте — аварийное здание, неуправляемый, привыкший к вольнице коллектив.

Уговаривать Мачерета, если он уже принял решение, было делом бесполезным. Он с головой окунулся в новую работу, не жалел себя и того же требовал от подчиненных. Многое ему удалось сделать, и школа постепенно стала выходить из провальных.

Однако работать в режиме постоянного напряжения, с полной самоотдачей большинство учителей не захотело, а некоторые оказались просто профнепригодными. Мачерет столкнулся с командой, привыкшей жить без напряжения, без волнения за результат труда. Все его благие порывы встречали полное равнодушие. Тогда уже ходило словечко «пофигизм». Это явление с потрясающей силой описано им в стихотворении о пустоте:

Повиснув в пустоте, свой век пустой

Я попусту сражаюсь с пустотой.

Безмерный, невесомый, серый бред —

Ему конца, ему начала нет.

Я в стороны мечусь, вперед, назад —

Все пустота из трех координат.

И безнадежна эта суета —

Меня удавом давит пустота.

Кричу, но рот сковала немота:

Не пропускает звуков пустота.

Вонзаю в пустоту клинок стальной —

А пустота хохочет надо мной.

В безмолвном вопле корчатся уста —

Меня живьем глотает пустота.

Сколь счастлив был несчастный Дон Кихот:

Таким судьба хоть мельницы дает!

Угомонись, святая простота:

Нет крепче крепостей, чем пустота!

Беда Мачерета была еще и в том, что, не имея реальных возможностей увольнять с работы за непрофессионализм, он не щадил самолюбий, без всяких дипломатических подходов называл вещи своими именами. В результате аморфная безразличная масса консолидировалась в сплоченную агрессивную оппозицию. Результатом стала партийная разборка, где решение принимается большинством. Он получил строгое партийное взыскание. Для Мачерета после этого не было вопроса оставаться в школе или нет. По жизни ему нужно было штурмовать небо, а ему предложили роль статиста.

Кто по-настоящему переживал его уход, так это школьники. Они нутром чувствовали в директоре родственную душу. Но это уже никого не волновало.

Уход из школы для Мачерета был ошеломляющим ударом. Однако он не сломался. Оставшись без работы, полностью отдался творчеству, много писал, резал по дереву, рисовал. Его охотно публиковали в журналах. Будучи уже смертельно больным, он вел в газете «Вперед» рубрику «Скоморох», этим же псевдонимом подписывал свои юморески.

Порою на Мачерета находило пророческое предвидение. На жалобы Александра Горловского о том, что нет свободы, что кругом зажимают, он отвечал: «Погоди, будет тебе еще свобода. Цензуры запросишь».

Мачерет всегда писал стихи, очевидно, с детских лет. Начиная с войны и послевоенного времени, его поэзия — это творения зрелого одаренного мастера. Его стихи афористичны, ритм их динамичен, в них бьется тугая мысль. Природа в любых своих проявлениях волновала его и вдохновляла на создание маленьких лирических шедевров. Многое из того, что вошло в книгу «Улыбка», которая вышла недавно стараниями его вдовы, я читал еще при его жизни. Но сейчас, когда автора нет уже в живых, они зазвучали с новой силой.

И. МАРОН

Фото автора

Газета "Вперед" №3  (17.01.2006)