Общество

Катя, спой!

09 апреля 2011 3045

Ее воспоминания с годами не стерлись и так же свежи, как свежезаваренный чай, что дымится в чашках обжигающим паром. Под этот чай уютно сидеть на маленькой тесноватой кухне, неспешно беседуя о том, что еще несколько десятков лет назад было не счастливым прошлым, а настоящим. Таким трудным, что порой хотелось от всего сбежать, спрятаться, как улитка в свой домик-раковину. Но, единожды взяв высокую ноту, Екатерина Михайловна Лебедева (первая заведующая хором в ДК “Космос”) привыкла ее держать и выходить из поединка с судьбой победительницей.

Фриц, дай шоколадку!

Она всегда любила петь, и ее звонкий голосок, вместе с неусидчивой хозяюшкой, частенько блуждал по комнатам их дома. Откуда в маленькой и хрупкой девчушке рождался такой сильный, поразительной чистоты голос, можно только догадываться. Возможно, дело в парном молоке, которое Катерина в избытке пила все детство, так как жила в небольшом поселке Можайского района, где обосновался гремевший на весь Советский Союз знаменитый совхоз “Молочный гигант”. Правда, за такой же гигантский труд платили там совсем крохи; на содержание многодетного семейства Макаренко — семи ребятишек — их едва хватало. Но другой работы для полуграмотных сельчан просто не было. Поэтому мать вставала каждое утро с петухами, стараясь не шуметь, потихоньку собиралась на ферму и на прощанье присаживалась у детской кровати, гладила спящую Катю по русой голове и мечтала, чтобы у детей судьба сложилась иначе.

Иначе судьба сложилась у всей страны — пришла война, а с ней страх, боль, нищета и голод. Вскоре поселок был оккупирован немецкими войсками. В соседних селах немцы сильно бесчинствовали, жгли дома, вешали сельчан, помогавших партизанам. “Молочный гигант” бог миловал — ни село, ни жители практически не пострадали.

— Мы, малолетки, еще не понимали тогда, что такое война, — рассказывает Екатерина Михайловна. — Помню, увидели немца на улице, он нес кулек шоколадных конфет. Бежали за ним и в шутку кричали: “Фриц, дай шоколадку!” А он вдруг остановился и протянул нам открытый кулек... Так я впервые в своей жизни попробовала на вкус шоколад, который потом не видела более десяти лет.

Из сверловщицы в певицу

Война войной, но нужно было думать о будущем, осваивать новую специальность, получать профессию. Более всего мама Екатерины не хотела, чтобы дочь пошла по ее стопам, — слишком тяжел был колхозный труд, поэтому решила отдать ребенка в ремесленное училище. “Хоть ты, Катя, пойдешь учиться, будешь одета и сыта”, — любила приговаривать мать. Дочка ей не возражала — в ремесленное так в ремесленное.

Началась новая страница жизни Катерины, теперь уже в Электростали, где находилось училище. Поскольку людей на мужские специальности катастрофически не хватало, девочку стали обучать мастерству слесаря, токаря и сверловщицы. Но за станком ей пришлось стоять недолго. При ремесленном организовали кружок самодеятельности, куда бойкая и инициативная Катюша с радостью записалась. Этот шаг перевернул ее судьбу: на одном из смотров самодеятельности одаренную девушку заметили и пригласили на прослушивание в ансамбль песни и пляски “Трудовые резервы”.

Ее выступлению аплодировал Сталин

— На прослушивание велели приготовить какую-нибудь песню, — вспоминает Екатерина Михайловна. — Мне в то время очень нравился романс “Выхожу один я на дорогу”, его я и исполнила. Меня сразу же приняли в ансамбль. К тому моменту в нем было еще 360 самородков из профтехучилищ Советского Союза. Я просто не верила своему счастью.

Для чего в 1942 году, когда вся страна работала для фронта, советскому правительству понадобилось созда-вать шикарный профессиональный ансамбль, можно только догадываться. Но планка была поднята высоко — до коллектива мирового уровня, и государственный заказ нужно было во что бы то ни стало исполнить. Перед тем как окончательно зачислить новобранцев в ансамбль, их повели на медосмотр. Седоватый доктор долго осматривал горло Катерины и, наконец, произнес: “Где это вы в военное время набрали детей с такими здоровыми связками?” С вердиктом “годен” девушку определили петь в хор.

— Нас разместили в домиках дачного типа в сосновом бору, и начались ежедневные репетиции, — продолжает Лебедева. — Вскоре самых голосистых ребят педагоги стали объединять в дуэты или квартеты. Меня и еще четырех девушек определили в квинтет. Пели мы действительно неплохо, по крайней мере, на всех смотрах наш квинтет неизменно занимал первые места.

Профессионализм коллектива рос день ото дня. Уже через год, в 1943 году, хор “Трудовых резервов” принимали на подмостках Большого театра, а в числе зрителей был весь состав политбюро и сам Иосиф Сталин.

— Обычно мы после исполнения аплодировали вместе с публикой, а тут нас предупредили, что этого делать нельзя, а следует, несмотря на овации, просто молча уйти со сцены, — делится впечатлениями Екатерина Михайловна. — Сталин сидел в ложе вместе с другими министрами, довольно близко к сцене, и был в своем любимом зеленом кителе.

Песня помогла выжить

С подмостков Екатерине удалось увидеть не только Сталина, но и своего будущего мужа. Молодой человек сразу выделил Катюшу среди красавиц-исполнительниц и преподнес ей букет. Встретились они в тот же день уже на танцах, поняли, что созданы друг для друга, и решили с этого момента никогда не расставаться.

Строя семейное счастье, Катерина даже не догадывалась, что скоро придется поставить крест на певческой карьере. Мужа как молодого специалиста из Подлипок направили в Загорск строить дорогу от Сваткова к будущему “космическому” поселку. Ей пришлось последовать за супругом. На тот момент девушке было всего 19 лет. “У нас артистов нет, так что иди работать на стройку вместе с мужем”, — заявили Катерине.

В “лесном” городке каждый человек был как на ладони: трудно что-то скрыть, когда в одном месте говоришь, а в другом слышно. Про каждого поселенца, как в деревне, все знали: с кем встречается, что купил и даже что у него в семье на обед.

Не слишком радостная перспектива провести молодость среди болот и лесов, где не то что петь, волком выть хотелось, не испугала Катерину. С милым был рай и в шалаше, и, как получилось в их случае, в бараке. Молодых поселили в комнате, где уже жили семь человек, выделили угол, который отгородили простыней; из всего хозяйства была кровать да тумбочка.

— Наш переезд я перенесла очень болезненно: туфли пришлось сменить на сапоги, иначе пройти по поселку было невозможно, пальто — на телогрейку, — рассказывает Лебедева. — Весь день мы проводили на строительстве дороги, а вечерами собирались в местном клубе смотреть кино или на танцы — другого развлечения в поселке не было.

Ах эти танцы под гитару, гармошку или баян, с частушками, песнями и развеселыми плясками! Как подруга Кати Рита величаво выплывала в центр круга, расправляла плечи, поводила бровью, притопывала каблучками, картинно поправляла шаль... — у парней аж дух захватывало! Любили на таких вечерках и Катерину — наверное, за душевные романсы. Частенько после залихватского перепляса ее просили: “Катя, спой!” И она пела, вложив в голос все счастье и боль, которые с лихвой накопились в ее жизни. А слушатели замирали и почти бездыханно внимали каждому звуку: он был знаком и им, пережит ими и выстрадан.

Срок за пианино

Постепенно посиделки вылились в серьезные самодеятельные кружки. Катерине предложили возглавить хор. “Ты же умеешь, попробуй!” — уверяли ее. Взяться-то она взялась, но очень скоро поняла, что знаний катастрофически не хватает. Пришлось Кате ехать в Ленинград получать музыкальное образование, постигать премудрости безмолвного дирижерского монолога. “Главное, научиться разговаривать с хором руками: мысли, чувства, звуки на кончиках пальцев, в их движении, взмахе руки...” — наставляли девушку педагоги.

Вернулась Катерина, грамотная и одухотворенная, в клубный барак, где молодежь продолжала плясать под ту же старенькую расстроенную гармошку. Ох, как не хотелось терять полученные знания! Да и какой же хор без достойного инструмента? Пришлось собрать творческий актив комсомольцев и с такой делегацией идти к директору — просить приобрести в клуб хотя бы пианино.

— Вопреки ожиданиям, нам не отказали, даже дали денег, и мы поехали на станцию Правда, где располагалась фабрика по сборке инструментов, — вспоминает Екатерина Михайловна. — Но оказалось, что приобрести пианино не так-то просто. Как объяснил нам директор предприятия, нужно было сначала прислать заявку, дождаться очереди, а уж потом оформлять заказ. Обратно возвращались расстроенные и ни с чем.

Но лиха беда начало, вскоре все формальности были улажены, и в клубе, блестя полировкой, появилось новое черное пианино.

С этого момента для Кати началась новая творческая жизнь. В 1961 году старый клубный барак сменил новый пафосный Дом культуры “Космос”, и Катю взяли туда преподавать вокал. Конечно, от основной работы на предприятии ее никто не освободил, но после смены и в выходные она спешила в любимый ДК, где ее ждали ученики.

— Это было не просто мое хобби, а нечто большее, моя душа, — признается Лебедева. — А однажды меня попросили позаниматься с заключенными, которые тоже работали на строительстве поселка. Несмотря на то что рядом было много охраны, я страшно боялась. Помню, зашла в зал — полно народу, все ведут себя смирно. За пианино сел мужчина, показавшийся мне странно знакомым... Оказалось, это тот самый директор фабрики, который продавал нам инструмент. За оплошность кладовщицы ему присудили восемь лет исправительных работ.

Полвека спустя

Сейчас Екатерина Михайловна редко бывает в родном Доме культуры, считая, что талант, подретушированный звуковыми эффектами и усилителями, не может быть в цене.

— В наше время и микрофонов-то не было. Весь концерт на своих голосовых связках вытягивали, — вспоминает Лебедева. — И люди ценили искусство. Помню, на концертах не было свободных мест, занимали лестницы и проходы. Публика принимала нашу самодеятельность на “ура!”

Сцена, украшенная живыми березками, высаженными прямо в ведра, ракета с бенгальскими огнями, летящая через весь зрительный зал, вальсы Штрауса и лирическая, трогающая до слез песня “То березка, то рябина” ушли в прошлое, задержавшись лишь на фотоснимках и в воспоминаниях старшего поколения. Теперь разве что родные за семейным обедом попросят Екатерину Михайловну: “Катя, спой!” И она в тысячный раз на удивление сильным для хрупкой и уже немолодой женщины голосом затянет песню, в которой вся ее душа.