Мнение

Лидия Артемьева: "Профессионал сам себе не принадлежит"

13 декабря 2010 4515

Любой ли способен научиться петь, не травмируя при этом своими руладами слух окружающих? Должно ли музыкальное представление превращаться в шоу, чтобы оставаться востребованным? Что приносят в жертву певцы? Об этом говорим с известным в Сергиевом Посаде педагогом по вокалу Лидией Артемьевой и на примере недавнего выступления ее коллектива пытаемся представить, как работает студия в целом.

Поют и ищут

Буквально на днях вокальная студия Дворца культуры под руководством Лидии Борисовны удивил публику новой эффектной программой. В концерте «От водевиля до мюзикла» прозвучали как полюбившиеся номера, так и не самые известные, но тепло встреченные публикой мелодии.

Публики было по местным меркам немало — почти полный зал Дворца культуры. Большей аудитории не может собрать ни одна сцена района. Отдельного внимания заслуживали и декорации: сцена превратилась в уголок старого парка, с фонарем и прочими романтическими подробностями.

Успех концерта оказался закономерным результатом тщательной подготовки. С одной стороны, это был поиск новых музыкальных тем (на этот раз вдохновлялись бродвейскими и европейскими мюзиклами, а также советской киноклассикой), а с другой — поиск талантливых певцов, которых нужно разглядеть среди самых обычных сергиевопосадцев.

— Лидия Борисовна, какими были ваши самые первые впечатления от концерта?

— Всегда бывает так: если приходишь на концерт как зритель, складывается одно впечатление, но когда ты его готовишь, то чувства возникают совсем другие. Ты знаешь, кто из твоих учеников на что способен, кто мог бы сделать больше, кто волновался. Смотришь за тем, как «работают» декорации. Во время этого концерта я сидела наверху со звукооператором и следила за звуком, поэтому мои впечатления несколько иные, чем у многих зрителей в зале. Хотя я хочу сказать, что некоторые номера просто завораживали, а ребята, молодежь, выкладывались полностью.

— Ваша студия всегда была известна как первооткрыватель талантов.

— Старшее поколение уже корифеи, сцена для них — как дом родной, а для молодых это было большим испытанием. Одна наша солистка вышла на сцену после болезни, я очень переживала за нее. Слава богу, человек вышел и спел — если и были заметны небольшие шероховатости, то очень немногим.

— Обращала на себя внимание сцена и работа осветителя.

— Все это мы отрабатывали на репетициях. Детали продумывались до мелочей. Каждый номер требовал своей подсветки: где-то нужно было больше света, где-то намного меньше. Мы обсуждали концерт и вне занятий, оформляли сцену, решали, как лучше воссоздать атмосферу старого парка — такой была идея.

— Как вы пришли к решению отказаться от обычной строгой манеры музыкальных вечеров и сделать на этот раз вот такое шоу?

— Так сложилось, что многие наши концерты проходили в Малом зале Дворца культуры, но нам все время там было тесно, получался чуть ли не междусобойчик. А сцена есть сцена, в ней есть магия. Она заставляет воспринимать все совершенно по-другому. В Малом зале это невозможно ощутить.

— Были ли у вас сомнения относительно того, как все это будет выглядеть в Большом зале ДК?

— Скорее, да, были. К тому же очень сложным делом оказалось определить форму концерта: можно было сделать его состоящим из одних музыкальных номеров, но мы пришли к выводу, что требуются и текстовые вставки. Все-таки было бы неплохо хоть как-то рассказать о произведениях — думаю, не все, особенно люди старшего поколения, были на мюзиклах, не всем понятны произведения на английском языке, которые исполнялись. Хотя бы суть их надо было рассказать. Мы переживали и за наполненность зала, нам пришлось вложить деньги и в рекламу, приглашать фотографа, дизайнера. Мы не ожидали, что придет так много людей, когда это случилось, было очень приятно.

— Как продумывалась музыкальная программа?

— Я долго думала, как объединить молодежь и старшее поколение, хотя я ни в коем случае не разъединяю их. Дело в другом. Просто существует много современной хорошей музыки, плюс есть оперетта, и каждое поколение сможет показать свое. Мы назвали программу «От водевиля до мюзикла», хотя в чистом виде водевильных вещей мы так и не нашли. Возможно, надо было поискать в музыкальных отделах в библиотеках в Москве. Ну, что могли, то и нашли — в советских музыкальных фильмах встречаются произведения, которые напоминают тот же водевиль. Так мы и сделали.

— Что отметили из недостатков?

— Пожалуй, мы немного затянули программу, также нам сделали замечание по звуку: может, где-то кому-то было громковато, а возможно, это личное восприятие. С нами работал отличный звукорежиссер, но иногда звук бывает просто непредсказуемым. В будущем мы учтем эти моменты.

— Можно заранее предсказать, как именно и в каких моментах будет реагировать публика? Совпадало ли это с вашими ожиданиями на этот раз?

— Верстать программу — важное и сложное дело. Надо составить ее так, чтобы она звучала как единое целое и ни в коем случае не позволять концерту, как говорится, взять и умереть. Возможно, некоторые номера были по своей сути и интересными, хотя и не всегда яркими, но мы должны были все равно стараться удерживать зрительский интерес. Мы долго тасовали программу, чередовали легкомысленную и серьезную музыку, например, темы из мюзикла «Мисс Сайгон». Похоже, получилось неплохо.

— Несколько слов о студии, о тех, кто был на сцене?

— К сожалению, четыре человека из нашей студии не участвовали в концерте из-за болезни. Пять-шесть ребят занимаются, но еще не выступают — они пока что поют вокализы («учебные» песни, где вместо слов — гласные звуки), занимаются постановкой дыхания, голоса. С другой стороны, выступали ребята, которые когда-то учились у нас, стали студентами других учебных заведений, но по-прежнему принимают участие в концертах. Например, Ксюша Шальнова учится на вокальном отделении в училище имени Гнесиных, это как раз она пела по-английски на концерте. Все остальные шестнадцать человек были на сцене в этот день.

— Наталья Сидорцова, ставшая известной всей стране именно благодаря мировым мюзиклам, — тоже ваша ученица?

— Конечно же, Наташа Сидорцова у нас не занимается. Мы просто позвонили ей, спросили: «Наташ, не хочешь поучаствовать в концерте?» Мы знали, что у нее уже готовые номера, и она с удовольствием откликнулась.

— Слово «студия» подразумевает несколько ансамблей?

— У нас был молодежный коллектив «Резонанс», но, к сожалению, почти все теперь студенты и уже не могут позволить себе ездить на репетиции. Многие уже работают, у них своя личная жизнь. Коллектив «Резонанс» не развалился — многие его участники сами жалеют, что им не хватает времени, поэтому они продолжают как «сольники», приезжают и занимаются. Надеюсь, когда-нибудь они еще соберутся.

— С вами выступает ваш бессменный концертмейстер Марина Иванова. Сколько лет вы уже вместе?

— Марина Владимировна работает во Дворце Гагарина уже больше тридцати лет. Вместе с ней мы работали в музыкальной школе. И в студии мы столько же, сколько лет коллективу — без малого десять лет.

— Лидия Борисовна, что певцы приносят в жертву, если решают серьезно заняться музыкой?

— Дело в том, что вокал — такая сложная вещь, что если заниматься им серьезно, то надо отказаться от очень многого. Мой однокурсник Владимир Чернов — ныне известный на весь мир баритон, его жизнь расписана на десять лет вперед. Можно себе представить, что будет, если он сорвет концерт в каком-нибудь большом, известном на весь мир театре. Все могут заболеть, но ты все равно не должен делать этого. Страшно представить, какое обстоятельство сможет изменить такие планы. В жизни вокалиста появляются строгая дисциплина, очень внимательное отношение к своему здоровью. Постоянно нужно быть в тонусе, в голосе. Нужно четко соблюдать режим, высыпаться. Поддерживать форму, как это делают спортсмены: если ты не тренируешься, ты ее теряешь. Курение исключено. Те, кто занимается у нас в студии, себя берегут, но, как понимаете, жизнь всегда вносит свои коррективы.

— Расскажите, как вы пришли в педагогику.

— К сожалению, так сложилось, что оконченного высшего образования у меня нет — я не смогла учиться, потому что пришлось уехать вслед за мужем-военным. Все-таки ездить на сессию в другую часть страны было бы невозможно! Честно скажу, преподаванием я и не собиралась заниматься, но в девяностых как-то так стало обидно, что для многих детей уроки вокала оказались просто недоступными. Все началось с того, что я потихоньку начала заниматься с самыми маленькими. Потом меня пригласили в городской Дом творчества. Затем начала преподавать в музыкальной школе и параллельно вела занятия в Гарнизонном доме офицеров на Ферме. А потом начала работать во Дворце культуры.

— Удивительно! Человек не хотел преподавать и стал педагогом.

— Я даже не то, что не хотела преподавать — я не представляла, как это может быть. Да и вообще не бывает так, чтобы человек вдруг заявлял — все, хочу и буду преподавать. Я уверяю, это тяжелый труд, на который нужно решиться.

— Какие люди к вам приходят?

— Вот, например, у человека прекрасный голос, но он настолько зажат! У него нет никакой свободы, и это чувствуется в звуке. Или приходит человек, который имеет абсолютную свободу, но смотришь и думаешь — лучше бы мне его не слышать!

— Бывали ли случаи, когда вы были вынуждены признаваться «сложным» ученикам, что бессильны что-либо сделать как преподаватель?

— Иногда у ученика есть голос, а интонация не совсем чистая, нота не совсем чистая, что неприемлемо в пении. Можно провести параллель с работой хирурга — раз, и отрезал, только рядом — не совсем точно. Я тем, кто споет фальшиво, иногда говорю, мол, хорошо, что мы не хирурги. Не все всегда получается, вокал требует огромных усилий. Все равно надо оставлять человеку надежду, приглашать его на занятия, чтобы он хотя бы мог смотреть, слушать. И бывают случаи, когда люди с совсем небольшим голоском достигают удивительных результатов. Вообще же педагог бессилен в самых редких, исключительных случаях, и я стараюсь делать так, чтобы человек об этом никогда не узнал.