«Любое общественное дело» - сказание о налогах в интересных исторических казусах

Обнаруженный солдатами Наполеона в 1799 году, Розеттский камень, как известно, содержал ключ к расшифровке иероглифов Древнего Египта

Обнаруженный солдатами Наполеона в 1799 году, Розеттский камень, как известно, содержал ключ к расшифровке иероглифов Древнего Египта. Всё дело, конечно, в том, что на нем написан один и тот же текст на трёх разных языках: зная один из языков, учёные смогли начать расшифровывать и понимать иероглифы. Но что может быть настолько важным, чтобы это стоило вырезать на камне, в трёх вариантах написания? Ответ, как вы уже догадались, заключается в налогообложении. Розеттский камень описывает налоговые льготы, предоставленные храмовым жрецам Древнего Египта, восстанавливающие налоговые льготы, которыми они пользовались в прежние времена. Таким образом, это также приоткрывает перед нами ещё одну завесу исторической реальности: налоговые льготы так же стары, как и сами налоги. Но сами налоги намного старше, чем Розеттский камень. Действительно, ранняя записанная история человечества - это в значительной степени история налогов. Шумерские глиняные таблички, датированные примерно 2500 годом до нашей эры, представляют собой ничто иное, как «квитанции» о налоговых платежах.
Эти артефакты являются наглядным напоминанием о том, что могущественные правители всегда использовали силу принуждения, чтобы направлять ресурсы на своё собственное обогащение и предпочтительное использование. Давайте не будем уже хитрить про «социальный договор» и дадим честное определение, в историческом аспекте, понятию «Налог - это обязательный, безответный платёж, почти от всех представителей общества, правителю/правительству».
И действительно, безотчётное пользование деньгами, которые поступают от налогов - это в значительной степени то, что определяет их как правителей. Конфликты, сосредоточенные вокруг этого применения их принудительной обязанности жителей государства платить налоги, иногда вспыхивают на страницах истории, играя важную роль в формировании институтов, с которыми мы все живём. Более приземлённо, но с почти непостижимо глубоким и прямым воздействием, осуществление налоговых полномочий повлияло на повседневную жизнь и борьбу обычных людей на протяжении тысячелетий, будь то крестьяне, передающие часть своего урожая риса слуге местного лорда в Японии Токугава, или владельцы магазинов в Лагосе, задающиеся вопросом, как бы повыгоднее для себя заполнить свою декларацию по налогу на добавленную стоимость (НДС). Для обычных масс человечества налогообложение долгое время было самым прямым способом, с помощью которого правительство влияет на их жизнь. Правители и системы управления в значительной степени характеризуют степень выживания этих систем. А развитие государства во многом определяется тем, как правители решают осуществлять процессы налогообложения, пользуясь властными рычагами. Как писал де Токвиль: «Едва ли существует какое-либо общественное дело, которое не вытекало бы из налога или не заканчивалось бы им».
На протяжении тысячелетий фундаментальные проблемы, с которыми сталкиваются правители, стремящиеся извлечь ресурсы для финансирования деятельности государств или своих собственных фантазий, оставались в значительной степени неизменными. Что изменилось со временем, да и все ещё меняется, так это то, как они к ним относятся. Проблемы налогообложения и прошлые налоговые эпизоды в истории, как правило, драматичны и скучны, ужасны и забавны, глупы и мудры, но учат нас тому, как лучше всего формировать налоговые системы, чтобы избежать бедствий и, возможно, даже принести какую-то пользу.
Некоторые исторические эпизоды, связанные с налогообложением, на самом деле могут быть интересными.
Не так много инцидентов в налоговой истории можно было бы назвать "хорошо известными". Исключением являются несколько конфликтов, в которых налоговые вопросы были в центре более широких споров о суверенитете, однако они настолько хорошо известны, что стали уже почти мифами. Так обстояло дело с баронами, заставившими короля Джона (правил 1199-1216) подписать Великую Хартию вольностей, а Джон Хэмпден отказывался платить королю Чарльзу корабельные деньги. Но национальные легенды редко бывают такими, какими их изображают. Иногда их неправильно запоминают. А иногда легенда игнорирует важные части правды.
Именно та обстоит дело и с нашей историей, которая повествует об Американской революции, начатой Патриотами Свободы, сбрасывающими чай в Бостонскую гавань. Эти действия, как утверждают историки, были вызваны жёстким британским налогообложением. Это, вероятно, самый известный налоговый бунт в истории. Но все было не совсем так, как это часто представляется в литературе. Можно вынести один общий урок из всех этих историй, который состоит в том, что, когда дело доходит до налогообложения, миф часто более распространён, чем реальность. На самом деле «Бостонское чаепитие» было вызвано не повышением налогов, а их снижением, как бы это странно не звучало. А предыстория заключалась в сложном взаимодействии между все более отчаявшимися политиками и влиятельными группами интересантов, которые были весьма искусны в том, чтобы представлять свои собственные интересы как нечто общественно-благородное. Но самое ужасное налоговое притеснение, британским правительством, в этой истории, произошло не в американских колониях. Это произошло в Индии.

Из Бенгалии в Бостон
История начинается в 1763 году, когда британцы вышли из Семилетней войны, причём их империя, как и их долг значительно расширились. В Америке колонии были освобождены от французского давления на их границы. В Индии, частная, но спонсируемая государством Ост-Индская компания зарекомендовала себя как выдающаяся управленческое образование в растущей колониальной державе. Но все это, а также успехи в Канаде и Карибском бассейне, обошлись недёшево. Британцы финансировали войну в основном за счёт массовых заимствований: государственный долг почти удвоился, достигнув тревожных 120 процентов (или около того) внутреннего валового продукта (ВВП). А две трети всех государственных расходов приходилось на выплаты процентов. Пришло время Британии привести в порядок своё финансовое состояние, а колониям внести свою лепту в это дело.
К 1765 году дела, казалось, шли не так уж плохо для британцев. Правда, колонисты в Америке не слишком благосклонно отнеслись к пошлинам на сахар, введённым в 1764 году. Но, возможно, гербовые сборы, взимаемые со всех юридических документов и других печатных материалов, будут работать лучше – так подумали в метрополии. Ведь, в конце концов, они много лет работали на территории Англии без особых трудностей. Премьер-министр Джордж Гренвилл ожидал, что они окажутся «равномерными, обширными, способными приносить значительный доход и не обременительными, так как будут собираемы без привлечения большого числа должностных лиц». Более того, вырученные средства были бы направлены на оборону самих поселений колонистов.
Конечно, было бы справедливо, чтобы колонисты, которые долгое время платили всего 6 пенсов (равнялись сумме в полшиллинга) в год на человека, в качестве налога, скинулись побольше. Так как, для сравнения, средний англичанин расставался с 25 шиллингами налога в год. А ещё новости из Индии пришли просто впечатляющие.

В том же году император Великих Моголов предоставил Ост-Индской компании право собирать налоговые поступления в Бенгалии, Бихаре и Ориссе (у этого права, которое могло передаваться императором кому угодно, было даже отдельное название – «дивани»). Это был поистине блестящий приз. Журнал «Джентльмен» считал, что: «огромная ценность этих новых приобретений... может открыть для этой нации такую сокровищницу богатства, как... через несколько лет, чтобы... погасить государственный долг, снять земельный налог и освободить бедных от обременительных налогов». В 1767 году, казалось, что начало восстановлению финансового могущества было положено, когда Ост-Индская компания согласилась выплачивать правительству 400 000 фунтов стерлингов в год за пользование своими владениями в Индии.
Однако, вскоре все пошло совсем не так, как надо. В Америке яростная оппозиция «гербовому сбору» быстро привела к его отмене. Правительство Пилла Старшего ответило в 1767 году пошлинами на чай и другие продукты, которые «придумал» ввести Чарлз Тауншенд, бывший в то время канцлером казначейства короны. Ожидалось, что это принесёт лишь около одной десятой дохода части от «дивани». Но основная суть от пользы этих пошлин была в преамбуле, в которой говорилось, что «целесообразно увеличить доходы во владениях Вашего Величества в Америке». Последовало ещё большее сопротивление колонистов и бойкоты, и вначале 1770 года все налоги, кроме налога в 3 пенса за фунт чая, были отменены. Этот налог оставили потому что, как продолжал настаивать король, «всегда должен существовать хотя бы один налог, чтобы сохранить право на налогообложение». Протесты и бойкоты на покупку чая продолжались и в марте 1770 года, когда запаниковавшие британские войска убили семерых местных жителей на улицах Бостона.
Но в Индии дела обстояли ещё хуже. «Дивани» оказался менее впечатляющим, чем прогнозировалось, тем более, когда в 1769 году в Бенгалии начался голод. Доходы компании там упали с 1,8 миллиона фунтов стерлингов в 1766/1767 году до 1,3 миллиона фунтов стерлингов в 1770/1771 году. Такое сокращение было меньше, чем можно было ожидать, учитывая глубину голода: по оценкам экспертов тех времён, возможно, погибло более 20 процентов населения Бенгалии. Но примечательно, за счёт чего удалость удержать падение доходов - это безжалостная политика Ост-Индской компании. “Индийцев пытали, чтобы они раскрыли информацию, где хранят свои накопления, - сообщал один чиновник старого режима. - Города, посёлки и деревни были разграблены; джагиры (провинции) разграблены". Но эти крайние меры не смогли предотвратить огромный дефицит доходов, усугубляя другие трудности, с которыми сталкивается Ост—Индская компания: неконтролируемое чрезмерное казнокрадство предприимчивыми сотрудниками компании, массовое увеличение военных расходов и накопление огромных запасов чая, который она не могла продать, частично из-за бойкота в Америке. Продажи чая в колониях упали почти на 90 процентов в период с 1768 по 1770 год. К началу 1772 года Компания оказалась в серьёзной беде. На лондонских складах Ост—Индская компании хранилось около 18 миллионов фунтов непроданного чая - она фактически не оплатила таможенные пошлины, причитающиеся казне при импорте чая в Великобританию. И, будучи не в состоянии, чтобы выплатить правительству кругленькую сумму, ей пришлось занять у правительства же куда большие суммы. Но, находясь в центре английской финансовой жизни, и формируя богатства многих представителей элиты, Ост-Индская компания стала слишком крупной, чтобы потерпеть крах. «Монополия на самые прибыльные сделки и обладание имперскими доходами, - позже говорил Эдмунд Берк парламенту, - привели вас на грань нищеты и разорения».
Лорд Норт заявил в 1768 году, что существуют «два великих национальных вопроса: состояние Ост - Индской компании и дела Америки». И эти две проблемы все больше переплетались таким образом, что решение каждой из них, возможно, лежало в решении другой. Чтобы обеспечить финансирование Ост-Индской компании, ключевым моментом было увеличение продаж чая, и главной надеждой был американский рынок. Потенциал для его расширения был очевиден, но также было и препятствие для его реализации: примерно три четверти чая, потребляемого в колониях, ввозилось контрабандой.
Для некоторых эти коммерческие проблемы могли бы послужить удобным прикрытием для политического снятия налога Тауншенда. Но, к упоминаемому времени, премьер-министр лорд Норт настаивал на том, что принцип должен быть сохранен: это был, как ехидно заметил тогда Эдмунд Бёрк, не настоящий налог, а «предварительный».
Именно тогда измученные бюрократы и политики Лондона придумали хитрый план. Короче говоря, они снизили цены на чай в колониях, отменив налог, взимаемый со ввоза чая в Англию, сохранив при этом принцип преюдициальности (обязательности), оставив налог, взимаемый в колониях, неизменным. Если быть более точным, то Ост-Индская компания, до момента отмены налога на импорт чая, была обязана сначала доставить чай, предназначенный для колоний, в Англию, после чего взымался налог на импорт в размере около 24 процентов, и партия чая выставлялась на аукцион. Однако с июля 1773 года этот налог был полностью отменен, но только исключительно для чая, экспортируемого в Америку. Для самого дешёвого чая это позволило бы снизить цену, взимаемую в колониях, примерно на 6 долларов за фунт. У контрабандистов по-прежнему было преимущество в том, что они не платили пошлину Тауншенда, но теперь, когда Ост-Индская компания также получила возможность продавать товары напрямую колониям по сниженной цене, то контрабандистам явно предстояла реальная конкуренция. Конечно, американцы теперь не смогли бы удержаться от покупки легального, облагаемого налогом, чая в больших количествах. И поступая таким образом, они не только направили бы Ост-Индскую компанию и стоящие за ней влиятельные интересы на путь восстановления, но и косвенно признали бы право британского правительства облагать их налогом. Очень умный ход.
Но эта уловка, как оказалось, была слишком хитрой. Агенты, выбранные Ост-Индской компанией для продажи в колониях, теперь чрезвычайно дешёвого чая, явно собирались быть лояльными. Но, такими действиями представители метрополии привели в ярость юристов, публицистов, издателей газет, писателей и других умных и влиятельных людей, которые ещё сохранили негативное восприятие от вводимых законов. Ещё сильно было в них негодование от введённого «гербового сбора» 1765 года. Теперь нововведения напрямую затрагивали интересы другой влиятельной группы: сообразительных, влиятельных и уважаемых бизнесменов с сомнительной репутацией, которые хорошо зарабатывали на контрабанде чая и которые все больше присоединялись к делу патриотов (борцов за независимость от метрополии).
Такие представители элиты, как Джон Хэнкок - респектабельный крупный контрабандист, который был самым богатым торговцем в Бостоне, теперь стал тесно общаться с агитатором-патриотом Сэмом Адамсом (впоследствии поставившим первую, самую крупную и яркую подпись в Декларации о независимости). Американские торговцы не только больше не могли надеяться продавать контрабандный чай, но они даже не могли надеяться продать легальный британский чай.

Лондонских чиновников обрадовала мысль, что эти меры подорвут не только коммерческие интересы, но и влияние этих, авторитетных в колониях, людей. Но они ошиблись в своих суждениях. Хэнкок председательствовал 16 декабря 1773 года на народном сходе в Доме Собраний - самом большом здании в Бостоне того времени, где собрались более пяти тысяч колонистов. А Самюэль Адамс разжёг градус протеста высказав мысль об организации экономического бойкота товарам метрополии, и призвал другие города сделать то же самое. Итогом всего этого стала акция «Сыновей Свободы», которые пробрались на корабли Ост-Индской компании, стоявшие в Бостонской гавани и выбросили в воду 35 000 фунтов чая. От поставок чая из метрополии, кроме Бостона, отказались также в Филадельфии и Чарльстоне, а в Бостоне и Нью-Йорке снова начались чаепития, но уже тем чаем, который поставлялся не Ост-Индской компанией. Оттуда, под лозунгом «нет налогообложению без представительства» - то есть, колонисты требовали того, что облагаться налогом могут только те товары, и в тех пропорциях, которые будут одобрены только их собственными избранными представителями, а не британским парламентом, в котором они не были представлены. Очень скоро экономический бунт перешёл к революции.

В этом есть ирония. Современное американское чаепитие, громогласно выступающее против всего, кроме минимального налогообложения, получило своё название от того, что по сути было насильственным протестом против снижения налогов. Возможно, было бы слишком поспешно делать вывод, что «Сыны Свободы» были не просто против налогообложения без представительства - они были против налогообложения вообще. Но не вызывает сомнений, что причинно-следственная связь «Бостонского чаепития», была именно в снижении налоговых ставок, но для определённой провластной организации.

Этот гражданский акт за права и свободы и последовавшая за ним революция, в конечном счёте привели к провозглашению независимости и обретением суверенитета. Открытое проявление власти, ради содержания её самой, выраженное в форме налога на чай, просто вызвало и кристаллизовало силы сопротивления. Но эти события также были связаны с властью групп интересов, которые, подобно контрабандистам в американских колониях, могут быть изобретательны в получении поддержки даже от групп, чьи собственные интересы - например, интересы среднего бостонского любителя чая, казалось бы, указывают в совершенно противоположном направлении.

И, как и в случае с другими катастрофическими налоговыми эпизодами, речь шла в основном о том, с каким циничным пренебрежением к колонистам были введены налоги. Или, возможно, более уместно в данном случае, говорить об их введении вообще. Контрабанда была нормальной частью жизни колонистов (как и для многих их английских собратьев), и последовательные попытки Великобритании подавить эту контрабанду, не увенчались успехом: когда в 1772 году на мель сел корабль королевского флота "Гаспи", охотящийся за контрабандистами, местные жители просто подожгли его. Недовольство свободных граждан ещё более вероятно, когда нет достаточного контроля тому, как расходуются их налоговые поступления. Поэтому, усиливающим фактором протеста было то обстоятельство, что доходы от пошлин Тауншенда были направлены на крайне непопулярную цель - финансирования британских политических назначенцев в колониях и создания таможенных комиссаров, которые действовали без постановлений суда и местных присяжных.

Освободившись от британцев, новое американское правительство вскоре столкнулось со своим собственным налоговым бунтом. В 1791 году министр финансов Александр Гамильтон ввёл налог на виски (считавшийся тогда несколько греховной роскошью) после того, как обнаружил, что тарифы не удовлетворяют потребностям в доходах молодой федерации. Совсем не случайно налог этот, был направлен в пользу крупных дистилляторов, являвшихся тогда мощной лоббистской группой. Но эти действия вызвало затронули интересы ещё одной многочисленной группы граждан - фермеров, производящих виски в Западных Аппалачах. Эти мелкие сельские владельцы винокурен отказались платить налог. Сначала они обливали смолой и посыпали перьями сборщиков налогов, а со временем прибегли к вооружённому восстанию и кровопролитию. Новое американское правительство отреагировало почти так же, как и британское, - с применением силы. Но с другим исходом. В 1794 году войска во главе с президентом Джорджем Вашингтоном жёстко подавили это восстание.

А вот британцы извлекли некоторые уроки из Американской революции. В 1931 году Махатма Ганди бросил вызов легитимности британского правления (а в частности монополии Короны на производство соли в Индии), зачерпнув чайную ложку солёной морской воды и выпарив из неё соль, тем самым получив, необлагаемый налогом, товар для собственного потребления. Его действия явно совпадали с действиями Сыновей Свободы на Бостонском чаепитии. На этот раз, однако, со стороны британцев не последовало такого жёсткого наказания, сравнимого с действиями британских солдат в 1774 году, которые были совершены в Бостоне. Даже сам Ганди отметил, что британцы проявили большую сдержанность, помня о последствиях прошлых своих ошибок.

Дата публикации: 12/10/2021