Главные новости
30 января 2010 года Ире Андреевой исполнилось бы 80 лет. На поминки пришли все жители и сотрудники лепрозория. Говорили о ней как о самом честном, самом общительном, самом трудолюбивом человеке, о том, что она всех объединяла, к ней чай ходили пить запросто, как к себе домой. Крупная, круглолицая, с врожденным инстинктом народной правды, самоотверженная, неунывающая, заводная, голосистая — такой я помню ее уже семьдесят с лишним лет.
Ирина Алексеевна Андреева, по мужу Филатова, родилась 30 января 1930 года в Первомайской коммуне (бывшее имение Ивашково) Струнинского района Владимирской области в семье крестьян. Закончила семилетку в Мухановской школе и курсы бухгалтеров. Последние годы работала в НИЛИЛ (лепрозная клиника). Ветеран Великой Отечественной войны, ветеран труда. Вырастила сына и четверых внучат (двое — от первого брака сына). Умерла 5 апреля 2007 года.
Идем как-то с ней из Ивашкова в Осташкино. Мне лет одиннадцать. Ей уже пятнадцать. Разговариваем, песни поем. В промежутках Ира вставляет частушки.
— Ты их много знаешь? — спрашиваю я.
— Много. Про все, что видишь, могу спеть.
— Ну да?! И про елки споешь? — показываю я.
Я иду, они стоят —
Четыре елочки подряд.
Елочка за елочкой,
Люблю мальчишку с челочкой.
Задаю Ире про овраг, про березу, про стадо коров, про просеку... Выходим на мухановскую дорогу.
— А про машину?
Пойду лягу под машину,
Под передне колесо.
Ты дави, дави, машина,
Все равно нехорошо.
Помнить помню, по-детски, чувством, а вот порасспрашивать Иру, записать — не приходило в голову. Когда мне подарили диктофон и надо было его как-то использовать, я первым делом вспомнил про Иру.
1 ноября 2003 года Ира гостила в Афанасове у своей племянницы Али, моей подруги и хранительницы невероятных историй нашего детства.
— А ты в войну училась в школе? — спрашиваю я ее.
— Я училась еще здесь, в Ивашковской, а потом на Факеле, в Мухановской.
— А про пионерлагеря, про тюрьму, про совхоз в Ивашкове помнишь?
— Я там не жила. Да и когда помнить-то! Их вон, ребятишек-то, в доме сколько было, море! В войну всех внуков навезли к нам.
— Чего стоит прокормить такую ораву.
— Мы благодаря Михалеву жили. Бывало, пойдет Маня (сестра) в Михалево, а это 20 километров от нас, а там мамина вся родня, все двоюродные. Туда ходили все менять, хлеба там много было. А у нас чего менять? Ребятишек только. Вот пойдет Маня в Михалево, попросишься: "Возьми меня", возьмут. А я туда любила ходить почему? Там досыта я поем. Через "Искру" ходили, приходишь в Хомлево, там дядя Гриша с теть Полей, мамин брат двоюродный. Чаю попьем, накормят досыта, ведро картошки дадут, каравай хлеба дадут, вот. Пошли в Михалево. В Михалеве там мамина сестра двоюродная, в Глядкове тоже сестра мамина двоюродная. Дадут тоже ведро картошки и дадут хлеба тоже. Зимой хорошо — на санках привезем. И вот по кусочку долго делишь. Глядишь, к траве-то (сныть) и хорошо было.
— Ты ведь, Ира, в ивашковском совхозе не работала?
— Я работала в колхозе. Как родилась, так и работала в колхозе.
Ну вот поработала я там дояркой, и завфермой, и кем я только ни была! В детстве, бывало, папа собирается в поле, а я прошу: "Пап, возьми меня косить". Он скажет: "Да ладно, еще накосишься". Соберется и кричит: "Ну, вставай, пойдем". Первый раз покосила, ему понравилось. Получается. На другой день спрашивает: "Ну, пойдешь косить?" — "Пойду". Как же, ведь я просилась! Опять пошла, а потом все — не хотца стало. Тяжело, вставать рано. А надо. Так и пошла. И вставала. Потом он заболел, так уж я пошла одна. Долю дадут, возьму, и бежишь, чтобы от мужиков не отстать, косишь. Мужики пришли с покосу, легли отдыхать. К ним пришли жены-дети валы шевелить, а мне надо все самой. Я шевелю, валы бью, сушу, надо грести — сгребу в копны, мужики все перевезут, а мне когда достанется лошадь, да и навивать одной-то каково, да в сарай свезти надо, да наверх забросить. Вот.
— Это колхозное сено было?
— Колхозное. Они вот косят, садятся отдыхать, а я все кошу. "Ирка, давай садись, иди отдыхай!" Думаю: ага, вы все скосили, а моей доли сколько еще! Ну, у них и захват больше, они взрослые. А я что — девчонка. В 17 лет уже бригадиром была. Ну, вообще очень хорошо было. Какая была молодежь! Очень даже. Сейчас их не заставишь работать.
А тогда-то! Ведь ничего не платили.
А мы все делали. Идешь — надо пахать. А ему тоже 17 лет. А которому еще 16. Идешь их наряжать, надо вставать в 4 часа, пахать. Приходишь: "Коль, давай вставай, иди за лошадью. Вон Толька встал уже, пошел". Тот встал, одевается, а я быстрей к Тольке: "Толь, вставай, иди, вон Колька уже пошел". Пробегу их быстрее всех: "Этот уже пошел". И выходят все вместе за лошадью. "Ну, Ирка, обманула всех", — смеются. "Ну надо ж кому-то первым вставать", — говорю. Пашут, пойду глядеть. Сядут отдыхать — и уснули. Подхожу: "Ребятишки, вставайте, пашите, а то скоро солнышко, слепень полетит. Уж тогда там отдохнете". — "Ох, встаем, встаем, встаем" — поехали опять. Девчонки с бороной бегали. Ох!
А потом нас объединили, стал совхоз, все деревни объединили, Яхонино, Лобково... Ну уж тут меня в контору в Лобково взяли, счетоводом работала, трудодни считала. Встану рано, иду лесом. А потом приехали из района и говорят: "Надо отправлять учиться кого-то из молодежи". А молодежь-то уже вся ушла, одна я молодежь-то осталась. А была я секретарем комсомольской организации — нельзя уходить-то. Председатель, тоже Андреев был, говорит: "А кого? У меня нет никого". А я говорю: "Да отправьте меня учиться". — "А кто здесь будет работать?" А приехавший говорит: "А почему вы не хотите ее отправить? Пошлите ее. Пусть она учится. Молодежь и должна учиться. А раз у вас нет никого, ее и пошлите". — "Ну, ладно, пусть учится". А колхоз должен платить за учение и мне должен был дать какие-то деньги. А у них ничего нет. Я ему и говорю, председателю-то: "Выучусь — не приду". А он говорит: "Ну, уж как ты хочешь". Поехала я туда, в Юрьев- Польский. Приехала туда, а там говорят: "Нужен паспорт". Поехала обратно. Председатель мне документ дал, выправил трехмесячный паспорт.
Я паспорт получила, и приезжает, царство ему небесное, брат мой Саша из Латвии своей, с семьей. Приехали в гости. Говорит: "Куда это ты собираешься?" — "Вот, говорю, поеду учиться в Юрьев-Польский. Паспорт получила". А он говорит: "Ну-ка, поедем со мной. Ни в какую школу, раз у тебя есть трехмесячный паспорт. А через три месяца у тебя его отберут, и как ты будешь? У меня там в паспортном столе друг работает, мы всю войну с ним вместе прошли. И он нам устроит. Поехали". Ну, я собралась и уехала туда, в Латвию.
Приехали, а друг его говорит: "Ты, Саш, ее постоянно пропиши, не временно, а то временно пропишешь, выйдет срок — и все". И он прописал меня постоянно, я получила там паспорт на 10 лет, три месяца прожила, тоже ходила в лес, пилила там. Поехала домой, а как раз в этот день Сталин умер, а я поездом ехала, и объявили. Вот ехал целый вагон, одни моряки ехали в отпуск, и я одна девчонка. И они в мое купе носились, как... Всем хоца со мной посидеть; пели, плясали. И вдруг объявили. И замерла тишина, все умерли. И все одни вздохи: "Какой у нас отпуск несчастливый, какой отпуск несчастливый!" Все за него переживали до ужасти.
Приехали в Москву. И я от Рижского вокзала до своего (Ярославского) целый день ехала. Вот идет трамвай, вдруг пошел назад. Народ везде, вся Москва народом забита полностью. Приехала в Пушкино к сестре, и мы с ней решили Сталина провожать. Две дурочки. А она Колей в положении была. И мы с ней пошли. Народ как попер, я говорю: "Вера, нам как-то надо с тобой назад вылазить. Нас тут с тобой затопчут". А куда вылазить? Со всех сторон народ прет, тут лошади, там машины. Я говорю: "Давай-ка с тобой под лошадью пролезем". Где-то вылезли… Николай Степанович, муж Веры, меня на железную дорогу устроил, и я стала работать.
Отработала девять месяцев, а дома все взбунтовались: "Как же так, бабушка тут одна, а ты! Давай обратно сюда". Меня оттуда не отпускали. Давай справку от врачей, что мать в плохом состоянии. Переехала обратно сюда на Дворики, пошла в больницу работать. В больнице отработала семь лет, семь годов работала в охране на Новостройке, потом Кольку в школу надо, а я на сутки ухожу, — ушла оттудова. Год работала на Мухановом, на стекольном, принимала бутылочки. Потом работала почтальоном, побегала по всем этим деревням, почту носила.
Потом Клава пришла из лепрозория и говорит: "Пойдем к нам работать, я разговаривала, обещали тебе жилье дать". — "Если жилье дадут, то пойду". Я пришла, они мне сразу пообещали — "Дадим". Ну, я пришла в августе, а в Новый год я уже туда переехала, в клинику. "Посмотри вот, — говорят мне про комнату, — если подойдет, то бери". Я Стекловскому и говорю: "Я и смотреть не буду, если можно, то перееду сразу".
Я ведь Владимирской области, а они — Московской. Мне ногой надо сюда встать, а там после как хотят. "Ну, переезжай". Саша (муж) запряг лошадь, положили кровать и шифоньер и поехали. Привезли, поставили. Вот. Знаешь, какую комнатку дали? Маленькая, стояла печка, и вот так кровать наша стояла, а там трубы, вода текла, Колька тут спал, сыро, ведро поставили. Потом освободилась комната в бараке. Ее другой предлагали, а она ждала все лучше, вот, ну там, на Новостройке, за самогонку ей дали. Я и говорю: "Дайте мне эту комнату. Нина Григорьевна на Новостройке получила. Все же эта комната посуше, и кухня, и комната побольше". Дали нам эту комнату. Мы с Сашей пришли, обои все ободрали, поклеили, прямо благодать какая была, не наживешься. Стали жить. Колька в одной комнате, мы на кухне. А на кухне (показывает), вот такая была кухня, тут печка, тут кровать, и тут — простор! И начали в клинике дом строить вот этот, где сейчас живу. Строили-то там строители, а таскали мы все... Вставали, машины привозят кирпич рано, мы до работы все вставали и начинали его разгружать. Разгружали, укладывали, а вечером уже начинали месить растворы, таскать...
— А сейчас вот не дадут жилье, — прервала Ирин рассказ племянница Аля. — Купи. За такие деньги-то огромные! Да за всю жизнь ты не заработаешь на квартиру-то теперь!
— Нам-то не наработать, а вон какие деньги у людей! Вона какой дом построил в Пушкине, не знаю, продал он все квартиры-то или нет, этот Жириновский… Ну вот, выстроили, теперь живу в квартире. Две комнаты, кухня, прихожая, огород... Куда больше!
Писатель Федор Абрамов предлагал поставить памятник Русской Женщине. Именно Она спасала Россию в лихие годы. Именно Ей мы должны поклониться!
Юрий ПАЛАГИН
опрос
Какой социальной сетью Вы чаще всего подьзуетесь?
