Главные новости
"Хочешь жить подольше — работай больше" — точнее и не скажешь о жизни Прасковьи Андреевны Шатохиной. Испытания на прочность начались для нее в самом начале войны.
Из их деревни Голобурдино после налета немецких военных самолетов часть жителей спешно эвакуировалась. Оставшиеся в основном "старые да малые" с семьями пошли пешком до железнодорожной станции Раненбург: днем — в кустах отсиживались, ночью — шли. Шли долго. Наконец показалась станция. Для них был приготовлен товарный состав с холодными решетчатыми, продуваемыми стенами. Три недели поезд с измученными дальней дорогой людьми кружился вокруг Ленинграда, въезд в который был невозможен: уже началась блокада.
С июня 1941 года враг в первую очередь был нацелен на стратегические объекты нашей Родины, к числу которых относился Ленинград, географически близко расположенный к финской и польской границам и массово выпускавший на заводах уникальную военную технику. К Ленинграду в течение первых недель войны подтягивались немецкие войска. С 8 сентября город был охвачен плотным, на расстоянии 15 км от него, кольцом вражеских войск.
Эшелон с беженцами прибыл на станцию Токсово северо-восточнее Ленинграда. В вагонах началось невообразимое волнение: шум и крики, совсем неподалеку от станции были слышны залпы артиллерии, люди, чувствуя реальную угрозу жизни, боялись покидать состав. Но вот в рупор прозвучала команда покинуть поезд. Всех вместе поселили в большой белый дом, рядом с широкой дорогой, напротив церковь и двухэтажная школа. Начальство выдало всем карточки и талоны на обед, показали, где столовая. Запасов продуктов было мало, и обед был очень скудным: хлеб, перемешанный с древесной корой, весом около 100 грамм, два черпака жидкого бульона с горсткой пшенки и капустным листом. Борясь с постоянным чувством голода, люди искали на соседних полях замороженную капусту. Как-то мать Прасковьи с сестренкой Любой нашли на чьей-то террасе брошенные лошадиные шкуры, которые семья разрезала на узкие полоски. Их свернули и сварили в котелке, но они не жевались, приходилось глотать кусочки целиком.
Зима 1941-1942 годов выдалась суровой. Каждый выживал, как мог. Для эвакуированных людей начались самые трудные дни. Не было поставок продовольствия. На всю жизнь Прасковье запомнилось, как их молодая землячка Наталья, изможденная голодом, еле-еле тащила по холодной земле найденную где-то лошадиную ногу. Чтобы не умереть с голоду, девушка по ночам грызла ее остатки... Вскоре Натальи не стало. В доме среди обессиленных голодом еще живых лежали и умершие. Самое трудное было для ослабевших хоронить умерших родственников.
Первым в семье Прасковьи умер отец, затем брат Коля, которого с большим трудом мать с дочерью, кое-как завернув в одеяло, вынесли из дома и слегка присыпали тело снегом. В семье Прасковьи с осени по февраль 1942 года один за другим умерли пять человек, они остались вдвоем со старшей сестрой Марией. Подвал соседней школы, окрестности городка стали общей братской могилой для эвакуированных людей и для павших бойцов. Чтобы хоть что-то узнать о сроках отъезда на родину, обе сестры с трудом добрались до сельсовета. Начальство пообещало вывезти их.
Наконец Ладожское озеро покрылось льдом. Военные связисты привезли в Токсово первые продукты: крупу, муку, крахмал. Готовить было не на чем: ни дров, ни котелков. Крупу приходилось жевать сырой, грызли даже горох. Через короткое время начался отъезд в тыл. Не все могли уехать домой сразу. Сестрам повезло: приехав на перевалочную станцию, они встретили земляка с хуторов, который поспособствовал им с сестрой уехать в Богоявленск. Уже оттуда добрались до родной станции, где их встретил родственник, их двоюродный брат Дмитрий. Ему сообщили о приезде сестер, и он привез на станцию одежду, еду, обувь. Труднее всего было обуться — ноги от голода сильно опухли. Чтобы снять с себя старые белые валенки, Прасковье их пришлось разрезать.
Дом, к радости сестер, остался цел, в нем была жарко натоплена русская печь. Оставшиеся в живых родственники стали помогать друг другу. Но вскоре обе сестры заболели брюшным тифом. От слабости они не могли ухаживать за собой, соседи не приходили — боялись заразиться. Нашелся добрый человек, пожилая родственница, которая народными средствами вылечила Прасковью, и та смогла с трудом, но все же посетить выздоравливающую в больнице сестру…
С тех пор прошло много лет. В 1972-1973 годах Прасковья Андреевна с семьей переехала в село Васильевское Сергиево-Посадского района. В 90-х годах она съездила в Токсово, где не без труда и слез удалось поднять архивы и найти сведения о смерти ее родных, побывать на их могилах. Есть у Прасковьи Андреевны семь медалей, словно в память о семи родных, близких людях, которые навсегда остались в ее памяти. О былом напоминает и выданное в 1994 году Сергиево-Посадской районной администрацией удостоверение участницы блокады за номером 230982.
Родившись в далеком 1922 году, Прасковья Андреевна до 71 года работала дояркой в Васильевском, ушла на пенсию в 74 года. Неоднократно ее портрет висел на Доске почета. По воспоминаниям бывшего ветврача фермы В. С. Шаровой, на работе в руках у Прасковьи всегда все "горело", за ней никто не успевал.
Сейчас в ее доме так много солнца, что кажется, будто оно поселилось там навсегда. Часто бывают близкие люди, друзья, земляки из родного ей села. Тогда дом гудит, как большой и дружный пчелиный улей. А в центре она — любящая мама со светлыми нежными глазами. Живет Прасковья Андреевна, несмотря на слабое здоровье и бытовые неурядицы, словно утверждая свою старую поговорку — "За правду Бог прибавит!".
Галина ГЛАДКОВА
опрос
Какой социальной сетью Вы чаще всего подьзуетесь?
