... И НАДЕЯТЬСЯ

07 апреля 2010 1334

Произошло это лет десять назад. На поляне меж Рабочим поселком ЗОМЗа и железной дорогой, которую мы обычно зовем “стадион”, я нашел большой старомодный чемодан. Внутри — никому уже не нужный груз вещей и воспоминаний: куча грампластинок сороковых годов, жестяная банка с узкопленочным любительским фильмом про поездку в Питер да несколько истрепанных книжек. На одну из них я обратил пристальное внимание. Это оказался “немецко-русский словарь” со штампом библиотеки Томского государственного университета.

... И НАДЕЯТЬСЯ

След эвакуации. Ведь ЗОМЗ, как известно, был в годы войны эвакуирован в Томск, и его производственные мощности размещались в стенах этого учебного заведения.

Ведомый любопытством, я перелистывал страницы. И интуиция не подвела. Кроме нескольких засушенных листочков в чемодане нашлось сложенное письмо, датированное октябрем 1941 года. Передо мной было прощальное письмо девочки-семиклассницы, адресованное отправившейся в эвакуацию подруге.

В представлении о подростках предвоенной поры у нас сложился определенный стереотип: стрелковые кружки, гимнастические пирамиды, пионерский задор, хождение строем. Но была у того детства и другая сторона — хрупкая, возвышенная, чистая. Без которой смелый, умелый, ловкий и меткий так не станет настоящим человеком.

“Валя! Вот и настал наш день разлуки, и я пишу тебе прощальное письмо. Как много нужно высказать, и как мало скажешь. Когда расстаются друзья, сердце мучительно бьется: захочешь ты что-то сказать, но слов не найдется. Ну что же, Валя, я не судьба, я не в силах удержать тебя, и мне остается только сказать тебе: “Счастливой дороги, Валюша! Счастливого пути! Счастливой жизни в новом городе! И также прекрасной дружбы с юношами и девушками в другом классе, дружном, не как у нас”. За всю мою короткую еще жизнь это третья разлука с самыми близкими мне людьми. Но тогда... тогда еще хотя и очень сильно, но не так, как сейчас. Валя! Я надеюсь, что ты меня поймешь. Мне это не высказать, я не могу. Ты знаешь, что я люблю все поэтическое, трагическое... Такие книги, как “Граф Монте-Кристо” я читала, и, понимаешь, Валя, как будто это происходило перед глазами. И я волновалась. Переживала... Но эта печаль незнакома мне... Я ее не пойму. Расставание? Да, расставание... И эта тоска? Она тоже от разлуки. Ты подумаешь, что это ненадолго, что эта грусть пройдет незаметно, забудется? Что будут новые подруги? Да, это свойственно в такие юные годы, как 7 класс. Я думаю, что это останется у меня в душе, хотя не навсегда (я не хочу лукавить и давать ложные клятвы), но, по крайней мере, на долгое время. Долго я буду вспоминать тебя, Валя! И хотя сотрется от времени твое лицо в душе, но никогда не сотрется память... Никогда. Вот, Валюша, все, что я могу “обещать” тебе, хотя людское “обещание” — пустое слово (так думаю я).

Валюша! Ты помнишь, ты знаешь, что между мной и тобой были и хорошие минуты, были и плохие. Но, Валя, давай не будем вспоминать об этом. Мне это очень нехорошо и больно. Не знаю, как тебе. Я в надежде, Валюша, что ты простишь все мое “зло” к тебе, все нехорошее. Я знаю, трудно прощать некоторые обиды, но, Валя, я прошу тебя ради нашей разлуки простить меня. Я знаю, я понимала, что никогда не была для тебя больше, чем кто-либо другой в классе. Ну что ж, я это заслужила. Конечно, Тема была тебе ближе, но я не умею быть такой. Хотя бы и умела, но не хотела, это уже первая моя вина, делающая меня не такой как Тема, Ада или Майя... Благодарю тебя, Валя, за все. И надеюсь, что ты простишь мне... Вот и все. Может, еще не все, но не знаю... Прощай, Валя! Не вспоминай худом. Пиши чаще письма, как можешь. Это хотя будет радостью в моей трудной жизни. Прощай! Пиши, если не будешь сердита на меня... Разреши, Валя, мысленно передать поцелуй на бумаге и крепко пожать руку... Прощай. Верная тебе Лена. 17. Х. 1941”.

Сейчас уже не узнаешь, то ли письмо бережно хранилось в книге, то ли попросту было в ней забыто. Да это и не так важно.

Читая письмо, я вспоминал еще ровесницу нашей героини, семиклассницу 1941 года, которая в вышеупомянутом “Графе Монте-Кристо” в знаменитом лозунге “Ждать и надеяться” старательно вычеркивала “ждать”, оставляя “и надеяться”.

Александр ЛУНЕВСКИЙ

Газета "Вперед"