Главные новости
Сегодня Герою Советского Союза, почетному гражданину Сергиевско-Посадского района М. В. Николаеву исполняется 87 лет. О мире и войне, славе и невозвратимых потерях – его сегодняшний рассказ...
"Наш Минька — Герой Союза!"
Помните, как в одной из своих песен Владимир Высоцкий точно "нарисовал" первые послевоенные годы, когда домой возвращались вчерашние мальчишки, возмужавшие в страшном огне войны: " ... Но наконец закончилась война,/ С плеч сбросили мы словно тонны груза,/ Встречаю я Сережу Фомина,/ А он — Герой Советского Союза..."
Точно так же можно было сказать в мае 1945 года, после выстраданного всем нашим народом Дня Победы и о 22-летнем капитане противотанковой артиллерии, кавалере семи орденов и трех медалей (орденов Ленина, Красного Знамени, Александра Невского, двух Отечественной войны первой степени, одного Отечественной войны второй степени и Красной Звезды, медали "За оборону Сталинграда", "За освобождение Варшавы", "За взятие Берлина"), Герое Советского Союза Михаиле Николаеве. К тому времени в поселок Муханово Загорского района уже долетела радостная весточка — сам Сталин прислал маме Героя Екатерине Ефимовне "Благодарственное письмо"!
— Когда он приехал в Муханово после войны, вы уже знали, что Михаилу присвоили звание Героя Союза? — спрашиваю я у сестры Валентины Васильевны, которая младше брата на 13 лет и последние 10 лет помогает ему решать все бытовые вопросы.
— А как же, он написал. Минька (так его звали все в детстве) был маминым любимчиком. Бывало, она скажет ему — мол, печка недотоплена, угли надо загрести. Все сделает, как нужно — полный порядок! Наша мама Екатерина Ефимовна умерла в 64 года. Переживания, что тут говорить: муж умер через четыре дня после начала войны, два сына ушли на фронт. Письма придут — плачет. Электричества не было — чтобы прочитать, полезла снять светомаскировку, уронила на пол и разбила керосиновую лампу (снова расстройство!). Трудно жили — из очистков картошки лепешки пекли. Мы всю войну выживали втроем — мать да две сестры.
Война... меж двух возов дров
Большая семья Николаевых в 30-е годы жила в деревне Мартынка соседнего Переславского района нынешней Ярославской области. Из шести детей выжило четверо — два брата и две сестры. Причем девочки, названные Валентинами, друг за другом умерли. Третьей, выжившей, стала третья Валентина — младшая в семье (мать родила ее в 40 лет!). Как вспоминает сейчас Валентина Васильевна, деревня была очень красивая: сосны вокруг, луг в незабудках, места вокруг грибные и ягодные.
К тому времени отец уже был в "отхожем промысле" в Москве (смотрите, как все повторяется в жизни — вновь наступили тяжелые времена, и жители со всех сторон потянулись за хлебом насущным в столицу!) — работал мастером по притирке флакончиков для духов на стекольном заводе имени Калинина. А затем его начальника цеха направили директором стеклозавода в поселок Муханово Загорского района, и он пригласил с собой отца Михаила, пообещав предоставить для всей семьи квартиру. Учитывая, что в Мартынке не было своей школы, а детям мечталось дать образование, родители в 1935 году поменяли свою "малую родину".
К тому времени старший брат Анатолий закончил 7 классов и поступил в техникум, а затем в Подольское артиллерийское училище, которое закончил в 1940 году (как раз успел еще к завершению финской кампании). Он-то и сказал перешедшему в 10-й класс брату: "Минька, иди только в артиллерию!" И ободренный Михаил вместе с другом Мишей Соколовым из соседней деревни Антонка в начале июня 1941 года отправил документы в 1-е Московское артиллерийское училище имени Красина.
...О начале войны Михаил узнал, когда вез с мамой из леса дрова. Первый воз привезли — в поселке все еще царила мирная жизнь, а приехали со второй "ходкой" – войну уже объявили, это было 22 июня… Тут "подоспел" вызов из военного училища. Когда земляки приехали в столицу, здесь почти ничего не выдавало, что на западных границах СССР уже идут жестокие бои. В артучилище, расположенном на Хорошевском шоссе, поступающих даже неплохо кормили. Только на ночь приходилось спускаться в подвал, оборудованный под бомбоубежище. Выпускники средней школы из Муханова успешно прошли строгую медкомиссию, сдали вступительные экзамены. Но вдруг их вызвали к начальнику училища: "К нам пришло учиться очень много студентов, закончивших несколько курсов в столичных институтах. Так что возвращайтесь и вставайте на учет в родной военкомат" (Муханово тогда относилось к Александровскому району Ивановской области!).
До осени Михаил выполнял по дому всю мужскую работу. К тому времени старший брат Анатолий дал телеграмму: "Выезжаю на фронт". А затем пришла повестка и Михаилу — явиться 14 октября в Александровский райвоенкомат со всем необходимым. Призывники со всей округи добрались пешком из Муханова до Краснозаводска, а там до станции Бужаниново ходил паровозик "Кунья" с четырьмя вагонами. 15 октября команда из 20 человек (в которую попал и Миша Николаев) была направлена в летное училище, расположенное в городе Александров Гай Саратовской области. Добирались с большими приключениями. Вначале повезло — на проходящем поезде доехали до Орехово-Зуева. Затем на открытой платформе добрались до станции Петушки. И здесь довелось увидеть непонятную до сих пор картину — на главном пути стоял пассажирский поезд, через окна которого было видно: красиво одетые люди внутри вкусно едят (на столиках полно продуктов) и даже... чуть ли не "песняка" готовы затянуть! "Это эвакуированные из Москвы, какая-то особая интеллигенция", — пояснила угрюмая проводница. Но в вагон никого из будущих пилотов не пустила — мол, нельзя, и точка! Тогда старший группы, помня строгий приказ райвоенкома быстро добраться до места назначения, скомандовал прыгать на подножки по два человека, до следующей станции дотерпим! Видя такое дело, проводники уже на ходу стали открывать тамбуры, но дальше, внутрь вагона, к "белым людям", призывников не пустили. Так и доехали с горем пополам до Горького.
Дальше путь лежал вниз по Волге — и вновь на пароход пришлось "авиакоманде" пробираться, как жуликам. Но 3 ноября они были в Александровом Гае, где должны полгода учиться летать на У-2, а затем спешно освоить истребитель И-16. Но в декабре летную школу неожиданно расформировали. И вскоре уже курсантов направили в город Энгельс, куда было эвакуировано 1-е Ленинградское артучилище. Для начала всех сводили в баню, экипировали, оформили документы. И через шесть месяцев напряженных ускоренных занятий выпустили лейтенантов-артиллеристов...
Кавалеристов хотели сделать "богами войны"
Снова товарный вагон до Коломны, сухой паек на дорогу — вобла, кусочек сахара, горбушка хлеба грамм в 150. Пока переправлялись через Волгу на катере, молодые офицеры всю провизию "оприходовали"! И затем двое суток добирались, сытые, как говорится, "божьим духом".
В Коломне 19-летних лейтенантов назначили командирами учебных взводов. Вскоре была сформирована артиллерийская часть, появились пушки и автомашины. Направлявшуюся в сторону фронта киргизскую кавалерийскую дивизию остановили в соседних Люберцах, коней забрали, а личный состав передали артиллеристам. И практически не говорящих по-русски киргизов нужно было научить метко стрелять из 45-миллиметровых противотанковых пушек, распределив по номерам расчетов.
Проучившись около двух недель, провели с новобранцами контрольные стрельбы. У многих "кавалеристов" получалось плоховато — нужно было вновь растолковывать "на пальцах" сложные артиллерийские понятия. Но вечером полк был поднят по тревоге, всех погрузили в эшелон и отправили, как оказалось, в самое пекло — под Сталинград, где в августе 1942 года шли страшные бои. Как вспоминает Михаил Васильевич, фашистская авиация просто не давала дышать. А краснозвездные ястребки только пару раз показались...
Противотанковые батареи сразу попали в горячую переделку. Разгрузившись у железнодорожной станции, потащили "сорокапятки" и ящики со снарядами прямо на себе к ближайшей балке — здесь нужно было отразить фланговую атаку немецких танков, которые пытались "достать" нашу танковую группу, прорвавшую линию фашистской обороны. И тут не успевших ничего понять "противотанкистов" накрыло плотным огнем. Киргизы стали друг за другом, раненые, падать — 19-летний лейтенант Николаев, сам впервые попавший в пекло боя, только и слышал вокруг "вай-вай!", когда все земляки сбегались к очередному упавшему воину. Пришлось применить самые радикальные меры воздействия — нужно было вести огонь по появившемуся противнику.
— В борьбе с новыми германскими танками это была не пушка, а пародия, — вспоминает былое Михаил Васильевич. — Иной раз видишь в бинокль — есть прямое попадание в броню, а снаряд отскакивает от нее рикошетом (попробуй пробей бракованным "перекаленным" снарядом 170 мм на "пантере"). И нас тут же эти же танки накрывают ответным огнем. В общем, два боя — и нашего полка из шести батарей как не бывало!
Вначале молодому офицеру с трудом пришлось привыкать к страшным реалиям войны. Как-то видит Николаев: на бурой степной траве в разных позах "раскинулась" большая группа наших солдат. "Нашли, где загорать", — непроизвольно вырвалась у него еще "мирная" фраза. "Командир, они все мертвые", — поправил его повоевавший сержант. С уборкой трупов погибших красноармейцев была просто беда — они лежали всюду. Бывало, чуть прикопают тут же, где повалила пуля, а голова и ноги торчат, все ходят мимо и запинаются. Не в пример этому (что тут скрывать!) похоронное дело было организовано у немцев — трупы механизировано увозили после боя и хоронили. Да и вообще грамотно воевали фрицы — бывало, такую траншейную сеть отроют, что бьешь по одному квадрату, а они уже, глянь, в другой успели перейти.
Вместо быстро "выбывших" киргизов командование разрешило проводить своеобразную мобилизацию в освобождаемых городах и селах. И это помогло набирать толковых парней, обучая их по ходу боев. "Сорокопятки" все время были на самой передовой линии, неплохо поражая на расстоянии 600-700 метров живую силу противника и его огневые точки.
В 1943 году шли бои за взятие Мелитополя. К тому времени вновь сформированная часть, в которой остался раненый лейтенант Николаев (отстать от своей части — последнее дело, это знают фронтовики, поэтому он просто сбежал из госпиталя в Новочеркасске), получила новые 57-миллиметровые противотанковые орудия — они били отлично! Михаилу Васильевичу помнится один из боев, когда они "опробовали" новые пушки на "Пантерах". Четыре махины появились на бугре — тут же первым снарядом его огневой взвод поразил один танк, за ним второй. Видя такую меткость, две оставшиеся машины дали задний ход, скрывшись за складками местности. "В общем, всю войну я провел на самой передовой, где стрельба шла только прямой наводкой: фашисты видели нас, мы видели их — чтобы выжить самим, нужно было быстрее своего противника угробить". Вот такая простая логика войны...
"За счет чего мы смогли все же победить?" — спрашивает Михаил Васильевич. И сам же отвечает: "За счет людского ресурса, который никто не жалел — народу гибло страсть как много! До сих пор помню страшную картину в госпитале, где все эти искалеченные бойцы собрались — бог мой, куда я попал, думаю, и дал оттуда ходу (помог знакомый старшина — выделил мне кое-что из одежонки). Помню, брали мы под Ростовом господствующую высоту под названием Саур-могила (с нее было видно даже Азовское море). Столько тогда положили замертво народу (как раз прибыли молодые парни-пограничники с Дальнего Востока) — потом, видя, что дело не идет, высшее командование плюнуло и дало отбой.
"Форсируем Вислу — и мы в ГЕРМАНИИ!”
Звание Героя Советского Союза старший лейтенант Михаил Николаев получил за форсирование Вислы (взятие и удержание плацдарма) — главной реки Польши. В то время он был уже командиром батареи. Пока готовились к погрузке на паромы, фашисты провели огневой налет по скоплению наших войск. Начали рваться заготовленные для переправы на будущий плацдарм боеприпасы — тут пришлось горячо всем, но Николаев словно не чувствовал страха, спасая все, что было можно. И тут вызывает командир полка: "Николаев, грузись на паром, на другом берегу принимай командование артиллерией на себя — в общем, держитесь, сколько удастся!" Погрузка пушек шла вручную — водитель батарейного "студебеккера" погиб, лебедку на автомобиле заклинило. Катеришко, что зацепил тяжелый паром, тянул его, словно "вола за хвост". С грехом пополам высадились на другом берегу — пехота окопалась, артиллеристы стали бить по укрепленным огневым точкам фрицев. Один день отбились, за ним второй — постепенно, с августа по декабрь 1944 года, с первого маленького клочка плацдарм расширялся. Именно отсюда пошел прорыв войск 1-го Белорусского фронта непосредственно на территорию Германии.
Затем в апреле 1945 года был еще Одерский плацдарм, где Михаила Николаева "достала" страшная контузия. Наши войска окопались на холмах — внизу раскинулся город Франфуркт-на-Одере. В бинокль было видно, как неспешно ходит народ, улицы словно на картинке. Тогда поступил строжайший приказ — ни одного снаряда в сторону города не направлять, там расположены большие химические заводы!
По сложившейся привычке Николаев начал обход своих огневых расчетов — узнать, как живут бойцы, какие просьбы к командованию. Тут ему докладывают — прибыла комиссия из бригады во главе с подполковником. "Я их сразу предупредил — не стоит выходить на передовую, немцы увидят фуражки, подумают, что генералитет прибыл для решения важных вопросов (до Берлина оставалось 75 километров), накроют сразу". Но мирная вроде тишина усыпила бдительность штабистов — и последнее, что помнит Михаил, был сильнейший удар. И дальше — ватная тишина. Лишь потом узнал, что у подполковника из штаба осколком разорвавшегося возле бруствера снаряда начисто срезало весь затылок — упал замертво! И вновь комбат отказался от госпиталя — решил отлежаться у себя в небольшом ровике, накрытом какой-то щепой. До наступления на Берлин оставалась пара недель, офицеров катастрофически не хватало. Кое-как оклемался за это время, а дальше уже было некогда быть контуженным.
После того как Берлин официально был взят, артиллеристы еще шесть дней подавляли опорные огневые пункты фрицев, которые не захотели сдаться. "По всему Берлину мы прокатили наши пушки на себе и снаряды на горбу протаскали. Мы бились немного севернее рейхстага. Я там за прицел сам частенько вставал — смотришь, здание этажей в девять. А из каких окон стреляет пулемет или автомат — только видишь, как сверкает. Если я буду объяснять командиру орудия и наводчику, так это полдня пройдет. Помню, уже после взятия Берлина, в первых числах мая 1945 года, собрал нас, офицеров, командир полка дать кое-какие указания. Мы стоим, блаженствуем — солнце светит, тепло, прямо на душе приятно. И вдруг ни с того ни с сего один наш боевой товарищ — хоп! — повалился. Это из дальнего дома снайпер пульнул — и конец молодой жизни накануне конца всей войны!"
День Победы встретил наш герой на реке Эльбе (именно за нее драпали от "свирепых" русских немцы, стремясь попасть в расположение войск союзников). После очередной рекогносцировки капитан Михаил Николаев приходит в расположение своей части — а там митинг. Все, говорят, победа, война кончилась! "Я верю и не верю — так слился за эти три года с этой огненной "кашей", что напрочь забыл о мирной жизни".
Поздняя осень Героя
В Германии Николаев пробыл почти до конца 1947 года (поразили немецкие военные городки, где довелось стоять: техника в ангарах, все продумано до мелочей). А потом в Группе советских войск в Германии произошла смена офицерского состава — "старых вояк" отправили служить на родину. И попал Николаев в Эстонию, в местечко Клога. А затем угодил под реорганизацию — "противотанкистов" решили направить в создаваемые ВДВ (воздушно-десантные войска). Но испытывать судьбу еще и в воздухе контуженный офицер не стал — подал рапорт об увольнении из армии. Когда во время нашей беседы я поинтересовался у Михаила Васильевича, что помешало ему, молодому капитану, члену КПСС с 1943 года, Герою Советского Союза, сделать военную каръеру, поступив в ту же военную академию, мой убеленный сединами собеседник честно ответил: "Сглупил. Думалось, что после такой страшной войны всех, кто выжил и победил, ждут дальше только сплошное счастье и удача. О том, что у меня нет никакой мирной профессии, тогда не рассуждал — очень хотелось домой..."
Приехал Герой, прошедший с боями пол-Европы, в родное Муханово. Ему предложили место в... отделе кадров стеклозавода "Красный факел" (60 рублей оклад — после 500 рублей премиальных "от Сталина" за каждый подбитый танк). Да жена, которая вскоре появилась, 40 рублей в детском саду получала. Ну разве можно на такие деньги прожить?! И потому пошел к работягам в цех, где собирали автоматы для изготовления стеклопосуды.
Последствия сильнейшей контузии меж тем давали о себе знать. Но для того, чтобы пройти медицинскую процедуру, надо было из Муханова ехать в Краснозаводск в больницу — зимой туда добирались на открытых машинах, с "ветерком". Но вскоре удалось переехать в Загорск, где дали семье однокомнатную квартиру. Вновь встал вопрос о работе — знакомый позвал в школу учителем труда. Но оттуда пришлось уйти: на одном легком медики обнаружили небольшое пятно. Пошел на ЗОМЗ, в цех №40, работал за 100 рублей. Потом стал заниматься технологическими заготовками из металла (из них точили детали для будущих приборов). В 1978 году ушел на пенсию по инвалидности. Плюс еще как Герою Советского Союза военкомат выхлопотал дополнительные выплаты — вся пенсия составляла 160 рублей (это и спасало). Дачного участка не держал, детей тоже бог не дал, за богатством не гнался — с тем и жил. А затем случилось несчастье с супругой — после инсульта ее парализовало, и она осталась прикована к кровати на оставшиеся 18 лет жизни. Поэтому сам готовил, гладил, стирал, обихаживал больную. Жена скончалась в 2000 году в возрасте 75 лет.
— Огромное спасибо моей сестре Валентине, когда она с 2000 года стала помогать мне, — говорит Михаил Васильевич. — Старшая сестра уже умерла, брат-полковник тоже. В общем, как это не прискорбно признать, не красочно жизнь моя прошла. Иногда лежишь, все в голове перебираешь и становишься хуже, чем "лапша". Четыре года, как сломал шейку бедра, никуда из своей комнаты уже не выхожу (хотя инвалидная коляска есть, но без лифта по лесенкам не спустишься). Сестра открывает иногда окно. Нога очень подводит — стоит на нее чуть опереться, брык — и падаю (несколько раз уже так было). Вспоминает меня Мухановская школа, где я учился — присылают к Дню Победы открытку и коробку конфет. Ну, и здесь, в Сергиевом Посаде, иногда тоже к празднику приходят ученики.
— По правде говоря, жизнь сегодняшняя очень изменилась, — добавляет его сестра Валентина Васильевна. — Иной раз кажется, что никто никому не нужен (даже родственники друг к другу не ходят!). Раньше люди были гостеприимные, простые, открытые — потому что горе было у каждого! Помню, у мамы было кольцо серебряное, так к ней многие женщины из поселка приходили гадать по нему, жив или нет на войне муж, сын или брат.
— А что, Михаил Васильевич действительно редко выходил со Звездой Героя Советского Союза на пиджаке?
— Редко, только если из администрации пригласят на какой-нибудь вечер во Дворец имени Гагарина (пока у него жена еще ходила). А в последние годы — как он оставит свою прикованную к кровати супругу?
На мой взгляд, два великих подвига совершил Герой Советского Союза М. В. Николаев — ратный и человеческий. Один на войне, второй — в мирной жизни. И каждый раз он не выставлял напоказ свои доблести и простую человеческую верность.
СПРАВКА 1
Герой Советского Союза — высшая степень отличия СССР. Почетное звание, которого удостаивали за совершение подвига или выдающихся заслуг во время боевых действий, а также, в виде исключения, и в мирное время. Звание впервые установлено Постановлением ЦИК СССР от 16 апреля 1934 года, дополнительный знак отличия для Героя Советского Союза — медаль "Золотая Звезда" — учрежден Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 августа 1939 года.
СПРАВКА 2
45-миллиметровая противотанковая пушка образца 1937 г. представляла собой основу противотанковой артиллерии Красной Армии в начальный период войны. Конструкция пушки была закуплена вместе с документацией у германской фирмы "Рейнметалл" еще в 1931 году, затем изрядно доработана. Пушка применялась в основном для стрельбы прямой наводкой по бронированным целям и огневым точкам противника на дальность до полутора километров. Недостаточная бронепробиваемость орудия вместе с неопытностью артиллеристов иной раз приводили к очень тяжелым потерям. В войну именно за это пушку называли "Прощай, Родина", "Смерть врагу — конец расчету" и т. д. Положительными ее качествами были высокая мобильность и легкость маскировки. Поэтому эти пушки использовались даже партизанскими отрядами.
Александр ШОРНИКОВ
опрос
Какой социальной сетью Вы чаще всего подьзуетесь?
