Главные новости
Я родился 10 августа 1927 года в Загорске (тогда он назывался Сергиев). Наша семья была самой обыкновенной: мама из крестьян, а папа простой рабочий-наборщик в типографии. Жили мы тогда на Левой Штатной, сейчас эта улица называется Пархоменко, было нас пятеро детей — я, три старших сестры и младший брат. Было трудно, мама часто болела, нужно было помогать по хозяйству, поэтому уже в детском возрасте я научился доить коров, а если оставался один дома, никогда не сидел без дела — всегда старался помочь родителям.
Когда 22 июня 1941 года по радио объявили о начале войны, в городе сразу упали духом, что уж скрывать. Шапкозакидательских настроений не было, все понимали, что пришла большая беда. Мне тогда было всего 13 лет. Взрослые переживали сильно — понимали, что такого врага, как немец, быстро разгромить вряд ли получится.
В память врезалась картина: родители послали меня в магазин за хлебом, я иду по улице, а навстречу едут лошади и беженцы идут. Старики, дети и женщины — все они остались без крова, когда пришел немец, и вынуждены были скитаться в поисках приюта. Всех очень пугала неизвестность того, что будет с нами, как жить дальше. Это была осень 1941-го, враг был совсем близко.
Когда мне исполнилось 14 лет, в Загорск пришла первая ударная армия, в честь которой сейчас названа бывшая Большая Кукуевская улица. На Малой Кировке организовали штаб. У меня в то время на фронте уже убили всех двоюродных братьев, у друзей тоже кто-то погиб, и мы с соседскими ребятами, такими же мальчишками, как и я, решили убежать на фронт, чтобы отомстить за своих родственников.
В помощь воюющим частям один наш колхоз выделил восемь лошадей, ящики с продуктами, патроны и боеприпасы. В ночь солдаты двинулись с подмогой на фронт, и мы вместе с ними. Ехали по Костинскому шоссе в Дмитров. Вроде бы ничего не предвещало надвигающейся беды, у всех было хорошее настроение — помощь же идет. Я был взволнован по-юношески, мечтал о подвигах, которые совершу на благо Родины, о том, как отец будет гордиться мной...
Но нас обнаружили немецкие штурмовики. Раздалась команда “Воздух!”. Все стали разбегаться в разные стороны, немецкие самолеты тут же снизились и начали беспощадно бомбить. От близких разрывов бомб лошади со страху понеслись, солдат, которые выскочили из укрытия, чтобы их задержать, убило осколками авиабомбы. Было очень страшно, конечно. Немец сильно бомбил, были раненые и убитые. Я слышал, как прямо над головой свистят пули, вокруг от взрывов сверкает все. Дух захватывало, будто все не со мной происходит — это теперь понимаешь, что чудом жив остался.
Людей тогда много погибло. Собрав все, что осталось от боеприпасов и погрузив на телеги раненых, мы отправились назад.
Когда я ушел с солдатами, дома меня хватились сразу, обеспокоенный отец искал меня, очень переживал и ругал себя за то, что недоглядел за мной. Когда мы вернулись с ранеными бойцами, он ждал в штабе. Ох, и влетело же мне тогда!
После окончания шести классов в 1944 году в возрасте 17 лет я официально был призван на службу в армию. Погрузили нас в эшелон и повезли в Великолужскую область (существовала как территориальная единица с 1944 по 1957 гг. — Ред.), в город Опочка. Дальше все уже было разбито немцами. Именно здесь и началась моя военная служба. Я попал в сержантскую школу, учился на минометчика.
Был в нашей части склад с боеприпасами. Немцы, узнав об этом хранилище с минометными снарядами и оружием, прорыли к нему траншею. Каждую ночь наши дозорные подвергались атаке, жутко вспоминать сейчас, как тогда приходилось менять часового дважды за ночь — от предыдущего оставалась лишь огромная лужа крови.
Наш командир был бесстрашным человеком. Мы, молодые и неопытные юнцы, уважали и чтили его за храбрость, которую он нам внушал, за то многое, чему мы научились у него. Однажды настала и моя очередь идти в караул, охранять тот самый склад. Страшно было, столько разных чувств обуревало меня! Командир мне и говорит: “Не вздумай спать! Приду ночью и проверю”. Я знал, если он так сказал, значит, обязательно проверит.
Стою я в карауле, спать хочется, глаза сами собой закрываются. Вдруг неожиданно кто-то спрыгивает с крыши. Я думал — немцы, испугался, но виду не подал, к бою изготовился, а это командир наш, улыбается хитро так и говорит: “Я же сказал, что проверю”. Вот так он нас обучал. Кто знает, может только благодаря нашему старшине я и живу сейчас.
Мы все верили, что Победа будет наша. В тот день, 9 мая, мне пришлось быть в гарнизонном карауле. В три часа приезжает комендант, до сих пор помню, на велосипеде, и сообщает нам, что русские войска одержали победу. Когда мы услышали это долгожданное слово “Победа!”, невозможно передать, что творилось вокруг. Нельзя было никого удержать от бурного всплеска эмоций. Это было такое счастье. На улице повсюду раздавалось громогласное “Ура!”. Все ликовали, а дома матери с удвоенным нетерпением начали ждать после этого любую весточку с фронта — остался ли в живых сын или дочь. Ведь и в последние дни войны очень многие погибли. Торжества мы организовали, как могли, люди пели, радовались.
Еще до службы в армии я выучился на сапожника, почти три года работал у нас в Загорске в артели “Красный кустарь” под руководством Елены Васильевны Власовой, Ивана Васильевича Струнина, Александра Григорьевича Князева. Мы подшивали валенки солдатам — помню, все руки были ободраны, все порезаны до крови, но я знал, что это необходимо для нашей армии. За мои тогдашние мучения и старания я награжден медалью “За доблестный труд в Великой Отечественной войне”.
Мне до сих пор искренне непонятно, почему о людях, работавших во времена Великой Отечественной войны в небольших артелях вроде нашей, мало пишут, а то и вообще нигде не упоминают. Ведь во многом благодаря тысячам таких кустарей наша советская армия была обута и одета. Как и работники больших оборонных предприятий, мы тоже вносили свой вклад в Победу.
Позднее меня отправили учиться на курсы армейских сапожников. Я стал инструктором и обучал новичков своему мастерству.
Помню, случай был, шил я сапоги начальнику контрразведки подполковнику Тимофееву. В то время я уже стал профессиональным сапожником и в совершенстве владел своим ремеслом. Привожу готовые сапоги, а он мне и говорит: “Ты что мне сшил?” Я отвечаю: “Сапоги, товарищ подполковник”. “Так их же носить нельзя, только на комод ставить!” — говорит он мне. Вот такие сапоги я шил, к своему ремеслу я относился с любовью и очень ответственно.
После войны я еще послужил немного, потом демобилизовался, женился, продолжил свое любимое дело сапожника. Живу счастливо, есть дети, внуки.
Война, конечно, вспоминается. Но особенно часто и ярко — первые дни, самые первые часы после 22 июня 1941-го... Волнение, переживание близких и родных людей. Слава Богу, что мы победили и все это давно позади.
Ольга НЕЯСКИНА
опрос
Какой социальной сетью Вы чаще всего подьзуетесь?
