Александр Ревенко: “Цените жизнь”

26 февраля 2010 4637

— Расскажите, пожалуйста, о вашей профессиональной деятельности в Сергиево-Посадском районе.

— 27 декабря прошлого года у меня был четвертьвековой юбилей работы в “Скорой помощи” в Сергиевом Посаде. Сначала работал врачом. Затем был исполняющим обязанности заведующего и заведующим подстанцией “Скорой помощи” в Хотькове. В 1990 году переведен в бригаду интенсивной терапии на центральную станцию Сергиева Посада. С 1996 по 2000 год был заместителем главного врача, а с марта 2000-го стал главным врачом “Скорой помощи”, то есть вот уже скоро 10 лет, как я — главный врач.

Александр Ревенко: “Цените жизнь”

— Почему выбрали именно эту службу?

— Никогда и в мыслях не держал, что буду здесь работать. Моим профессиональным интересом всегда была терапия. Когда я сюда переехал, вакансии терапевта не было, и мне предложили пойти в “Скорую помощь” — осмотреться пока. Вот осмотрелся и прикипел.

— А почему вообще пошли в медицину?

— Я собирался заниматься радиоэлектроникой и пойти по стопам отца военной дорогой. Но заболевание не позволило осуществиться этим планам. Попал в больницу и понял, что медицина — это то, что мне нужно. Люди в белых халатах произвели на меня должное впечатление. Свою роль сыграло и мое давнее и вполне серьезное увлечение биологией. Я ведь участвовал во всевозможных олимпиадах по этому предмету.

— Расскажите, что сегодня представляет собой служба “Скорой помощи”.

— Сергиево-Посадская станция “Скорой помощи” обслуживает все население района. По структуре — это центральная станция в Сергиевом Посаде и подстанции, которые расположены в Хотькове и Краснозаводске. До 1998 года мы не обслуживали население Пересвета, Реммаша и поселка Новый. А теперь в Пересвете и Новом есть пункты “Скорой помощи” — это будущие подстанции.

Раньше существовали подстанции в селе Константиново и в поселке ГАЭС, то есть служба была разорвана на части, сейчас мы достаточно компактны. Везде есть круглосуточная диспетчерская служба, что дает возможность реагировать на любой вызов в любом месте района.

— Штат “Скорой помощи” укомплектован?

— Это проблема. Особенно не хватает врачей. Мы не предоставляем жилье, а выпускники вузов хотят иметь элементарные условия. Если в 1996 году в “скорой” работало 33 врача и этого уже было недостаточно, то сейчас их лишь 26. За последние 15 лет врачей в штате “скорой” стало меньше, а количество обслуживаемого населения возросло.

— А каково техническое оснащение службы “Скорой помощи”?

— С этим дела обстоят неплохо. Во-первых, в результате реализации национального проекта в сфере здравоохранения мы имеем большой автопарк. Если потребность составляет порядка 23 машин, то сейчас их 28. А значит, есть резерв, есть уверенность в стабильной работе. Сейчас на линии всегда работает нормативное количество машин. А раньше было совсем не так — положено, например, 18, а на вызова отправлялись лишь 12 “скорых”. Нас рвали на части.

Критическим был 2003 год: количество вызовов, обслуживаемых с выездом до 4 минут (это лучший показатель оперативности), начал падать ниже 75 процентов. Сейчас он составляет 87 процентов.

— Что стоит за этими процентами?

— Если исходить из того, что мы обслуживаем 70 тысяч человек в год, то это 700 спасенных жизней.

— Без каких человеческих качеств невозможно работать на “скорой”?

— Врачом вообще нельзя работать, если не любишь людей. Но любить людей — для врача не значит им потакать. Это значит иметь желание им помочь. Ведь зачастую врач вынужден даже причинить боль пациенту, чтобы потом тот ощутил пользу. Нужно работать так, чтобы пациент верил врачу. Если поверит — значит будет результат.

— Какие качества необходимы руководителю?

— Принцип тот же: стараться понимать людей, но не всегда становиться на их позицию. Мне хочется, чтобы коллеги, несмотря на тяжелый труд, не забывали, что больной — это главный человек, ради которого мы и работаем, для помощи которому мы созданы.

— Сложились ли какие-то традиции в коллективе?

— В этом коллективе я работаю 25 лет. Сохранился костяк, на котором мы пока и держимся. Наша работа — тяжелый физический и психологический труд. Под нашу деятельность нужно менять график жизни. Это сложно. С годами сложилось, что мы вместе не только в трудовые будни. Отмечаем коллективом День медицинского работника и Новый год. Выезжаем на экскурсии и на отдых.

— Есть такое понятие в “Скорой” как “то густо, то пусто”?

— “Скорая помощь” сама по себе — это вообще асинхронная и аритмичная жизнь.

Александр Ревенко: “Цените жизнь”

Например, 1 января 2010 года у нас было 318 вызовов. Чего не было никогда в истории “Скорой”. Максимум было 270. Обычно у нас основная нагрузка с 31 декабря на 1 января. А тут весь день 1 января сотрудники “Скорой” буквально не вылезали из машин. А бывают дни, когда вообще не вызывают. Например, когда я приехал работать в Хотьково, в первые мои рабочие сутки я не обслужил ни одного вызова. Думал: “Во попал — со скуки помрешь”. А на следующие сутки я уже не вылезал из машины.

— Любимый случай из практики?

— Нет таких. Запомнившиеся случаи — это люди, которым я не смог помочь.

Это то, над чем работаешь потом всю жизнь.

— И память не пытается стереть отрицательные воспоминания?

— Врачу так нельзя. Ведь правильно говорят, что “у каждого доктора свое кладбище”. Надо помнить, чтобы потом не ошибаться.

— Но наверняка люди на ваших глазах не только умирали, но и появлялись на свет...

— Ну, это нормально, поэтому и не запоминается особо. Ну, может, запоминается первый поставленный диагноз инфаркта миокарда. Потому что ты его первый раз поставил. Потом, когда ты поставил таких диагнозов уже немало, это становится обычной будничной практикой.

Естественно, когда я вез из Хотькова женщину седьмыми родами с поперечным положением плода, то было своего рода запоминающееся ощущение... В Семхозе женщина сказала, что “все, я уже больше не могу”, мы остановились, собрались принимать роды, но она через какое-то время сказала: “отпустило”, и нас тоже “отпустило”, потому что в действительности не предугадаешь, что будет...

— Благодарные пациенты есть? Или врача “Скорой”, промелькнувшего в нелегкий период жизни, не вспоминают?

— Люди вспоминают, но не запоминают. Они помнят, что какой-то доктор им помог. Если в ближайшие 3-5 дней не вспомнят его фамилию — не вспомнят никогда. Вот если приезжают к ним не в первый раз, то уже запоминают. Например, я приезжал к женщине, а потом, так получилось, и к ее дочери, тогда мама узнавала: “ой, и у меня вы были...”

— Курьезы случаются?

— Я их не вспоминаю. У нас классический курьез был, когда вызвал пожилой дедушка, сказал, что плохо с ногами, а выяснилось, что нужно подстричь ногти.

— И как быть в таких случаях?

— Объяснить, что такими случаями мы не занимаемся. Был вызов: “Мальчик умирает!” Приезжаем к этому “мальчику”, а это собака... (Это было в 90-е годы, когда ветеринарная служба не работала, как следует.)

— У вас психологически напряженная работа. Как снимаете стресс?

— Любимыми занятиями. Так с появлением компьютера у меня появилось новое хобби. Компьютер интересен мне не только как пользователю, но и из чего он состоит, как работает, какие операционные системы существуют. То есть сейчас это то, чем я увлекаюсь и что мне интересно.

— Есть ли любимая книга или фильм?

— Любимый автор. Есть такой немецкий писатель Лион Фейхтвангер, написавший трилогию про Иосифа Флавия. Вот он мне нравится и содержанием, и качеством языка. В свое время увлекался Буниным. Люблю фильмы Гайдая, сейчас, правда, уже по-другому воспринимаешь их. Кроме того, длительное время любимым фильмом был “Человек-амфибия”, я его знал наизусть.

— У вас есть кумиры?

— Кумиров нет. Одно время меня интересовали личности Феликса Дзержинского и Михаила Фрунзе. Дело в том, что нам их представляли только в героическом свете, с человеческой точки зрения они были неизвестны. Когда выяснился их человеческий тип, то я посчитал, что не нужно делать кумиров — нужно создавать свою жизнь самому.

— Это у вас профессиональное — интерес к человеческим качествам?

— Конечно. Только в этом и вижу смысл. А героя можно из кого угодно создать.

— Скажите, пожалуйста, изменился ли ваш взгляд на положение медицины в районе, после того, как вы стали депутатом районного Совета?

— Ничего принципиально не изменилось. Единственное, что я могу теперь с другой стороны посмотреть на кухню принятия решений и, естественно, пытаться влиять на них. А это уже немаловажно. Тем более что “Скорой помощи” нашего района в этом году исполняется 75 лет.

Хотелось бы, чтобы мы начали строить службу “Скорой помощи”, отвечающую современным условиям. Такую, какая появилась во многих районах Подмосковья, забытых областной властью. Хотелось бы, чтобы были такие условия труда сотрудников, когда они не задумываются, что у них те или иные проблемы. Простой пример — у нас нет теплого гаража. Женщины ночью зимой идут на вызов и садятся в холодную машину, что, конечно, чревато потом проблемами с их здоровьем.

— Вы баллотировались в депутаты, когда Совету оставалось работать в таком составе год. Было понимание того, что не так много успеете сделать, как хотелось бы?

— Да, я понимаю, что не успею принять полноценное участие в законотворческой деятельности. Как и не успею в полной мере показать себя избирателям в решении их конкретных проблем на местах.

— Значит, есть смысл идти в депутаты на следующий срок?

— Пока не могу ответить на этот вопрос однозначно.

— В ваш округ вошли сельские поселения. Какие первоочередные проблемы вы в них видите?

— Отсутствие нормальной медицинской помощи. К сожалению, это, прежде всего, касается проблемы кадров. Привлечь людей в деревни можно, только создавая им условия. Чтобы человек пришел и не только отработал 2-3 года, но и остался там жить.

— А это проблема только нашего района или общероссийская?

— На сегодняшний день это проблема общая. По официальной статистике через пять лет в медицине останется 20% студентов, закончивших вуз. 80% получают высококачественное медицинское образование просто для дальнейшего ведения бизнеса. Это очень страшно.

Те регионы, которые имеют финансовые возможности, еще как-то подтягивают медицинские кадры, а у кого финансов нет, ощущают нехватку специалистов. Вот Москва постоянно повышает заработную плату, люди уходят от нас в столицу. Это еще одна проблема.

— Уходят мужчины?

— Нет, уходят все, чего-то добившиеся в профессии, с высокой подвижностью. Вот ушли два фельдшера с высшей категорией, с практикой на “скорой” свыше 10 лет — Москва получила готовый продукт, который мы холили, лелеяли, обучали, пестовали. Получается, наше училище поставляет нам молодые кадры, мы их обучаем, создаем бриллианты из куска алмаза, а бриллиант достается Москве.

— Кризис сказался на работе “Скорой помощи”?

— Да, в увеличении количества вызовов.

— Непредсказуемый ответ! Ожидаемо было услышать про материальную сторону.

— Нет. Во-первых, нам удалось сохранить заработную плату, правда, не прошло повышение, которого ожидали. Но мы даже принимали новых сотрудников. За время кризиса приняли 30 человек водителей (30 не хватало, 30 и приняли).

— А насчет увеличения вызовов это не шутка?

— У нас было около 70 тысяч вызовов в 2008 году и 74 тысячи в 2009-м. Конечно, причина и во вспышке гриппа (на две с половиной тысячи вызовов стало больше в пик заболеваемости), остальные полторы тысячи — это гипертоническая болезнь и ишемическая болезнь сердца. То есть люди попали в кризисные условия и стали чаще обращаться к нам.

— А вы психологически ощущаете кризис?

— Люди становятся жестче.

— Как смотрите в будущее?

— Я — оптимист. Жизнь идет вперед. Я когда стал главным врачом в “скорой”, строил планы лет на пять, удалось их сделать через семь. Теперь поставил для себя уже следующие задачи. Если я буду работать руководителем еще, если мы даже их осуществим не через пять лет, а через восемь — буду рад.

— А что важного удалось сделать?

— Увеличить доступность “Скорой помощи” с 75 до 87%. Это основное. Притом, что увеличился и объем, и качество помощи. Последние три года мы проводим тромболитическую терапию при остром инфаркте миокарда. Это лечение, которое позволяет разрушать тромб и восстанавливать кровоток. Но лечение требует применения специальных дорогостоящих препаратов. Один препарат стоит порядка 50 тысяч на одного больного. В прошлом году 45 больных прошло эту терапию.

— Поделитесь планами?

— Нет, нет и нет, озвучивать их я не хочу.

— Тогда может быть откроете свою мечту?

— Если в профессиональном плане, то у меня есть представление, какой должна быть “Скорая помощь”. Сейчас она соответствует моим представлениям где-то на 50-60%. Вот когда будет соответствовать на 90%, я буду доволен.

— В какой стране служба “Скорой помощи” соответствует вашей мечте?

— В других странах другая “Скорая”. Их нельзя сравнивать. Потому что “Скорая помощь” в том виде, в котором она у нас создавалась и создана, это в принципе и “Неотложная служба” и “Скорая помощь”. Ни в одной стране мира такой “Скорой” нет.

— Посоветуйте читателям, что необходимо делать, чтобы смотреть в будущее с оптимизмом.

— Они родились, и им посчастливилось жить — это уже хорошо.

— То есть вы призываете ценить то, что есть? Так просто?

— Конечно, просто. А получится еще что-нибудь, вообще хорошо!

Досье

РЕВЕНКО Александр Васильевич

Родился в 1958 году в Курской области в семье военного.

В 1961 году семья переехала в Белоруссию в закрытый военный городок.

В 1976 году поступил в Московский мединститут на лечебный факультет. После окончания вуза два с лишним года работал в Брянской области. Женился. В 1984 году приехал в Загорск и стал работать на “Скорой помощи”. Сейчас главврач станции “Скорой помощи”. С октября 2009 года — депутат районного Совета.

Ольга СЕРОКУРОВА

Газета "Вперед"